Читать «Колокола и ветер» онлайн - страница 4

Вернувшись в Иерусалим, он увидел последствия погрома, руины и пепел домов и еще не восстановленных храмов. Честные сестры воспринимали мои видения, запечатленные в рисунках, как Божий дар и поощряли меня к тому, чтоб я продолжала рисовать Христа – мальчика и младенца. Если б я жила в Его время, думала я, мы были бы добрыми друзьями.

И вот однажды ночью мне было явлено чудесное видение: я легко поднималась к вершине холма, словно не касаясь земли. Но когда была уже почти у цели и обернулась на пройденный путь, я очень удивилась. Позади все сияло светом, и множество детей купались в этом свете, и моя одежка светилась, и башмаки. А впереди было все знакомо: и полевые цветы, и стволы тополей. Куда ни повернись – все наполнял мягкий, благоуханный, приветливый свет. Но вот я добралась до вершины, и все исчезло, кроме нереального света, который, подобно туману, поднимался в небо. И тут я проснулась. Наутро я хотела это написать красками, но ничего не вышло. Я не могла вспомнить, не могла перенести на холст тот необычайный свет. На полотне остались только холм, тропинка и множество цветов. А над холмом я написала домик на облаке. Я злилась на себя и не хотела показывать картину честной сестре.

Я могла бы писать рассказы о фантастических видениях своего раннего детства. Богатые верой, они были поддержаны и обрели форму во французском пансионе в Париже. Там, на стенах всех классов, в спальне и в столовой, в часовне, – везде был он, распятый на кресте. Он повседневно присутствовал в наших молитвах и разговорах. Было два образа: один – переживание Христа через мечту ребенка, в которой он беззаботен или иногда испуган, как я в детстве, другой – видение взрослого Христа, который сознательно помогал людям, творил чудеса как Сын Божий и был распят, дабы спасти нас, грешных. В позднейших моих работах отражалось то же самое.

Я думала и о его матери, о том, как она его воспитывала и растила, была ли строга к нему? Честные сестры учили, что Иисус был хорошим ребенком. Испытывала ли мать некое особое святопочитание к сыну, зная, что он избранник Божий? – продолжала спрашивать я. Как могла она жить в постоянном страхе, зная, что власти хотят убить его? Как могла, обняв его, спокойно отпускать играть и ждать дня, когда получит от ангела знак, что пора сказать ему, кто ОН, и что она его потеряет? Наверно, она была очень отважна, если Творец увидел в ней достоинства, которых мы еще не знаем вполне. Мы ведь только предполагаем, почему именно ее он избрал Богоматерью. Воспитать ребенка, тем более Христа, был ее великий долг перед Богом, а сколь удивительно и скорбно было чувство, что сын отдаст жизнь ради спасения всех людей. Избранный Всемогущим, ей он не принадлежит, думала она в печали.

Мое благоговение перед Богородицей – святейшей из женщин, избранной Богом, – выражалось в том, что в те годы я писала ее с огромным золотым нимбом, который был для меня символом особой ценности – святости, установленной Богом. Я покрывала ее тело драпировками нежной окраски, а руки выписывала особенно тщательно, ибо ими она обнимала свое дитя, Спасителя нашего. Когда я писала иконы с ее ликом, я ощущала любовь, уважение, теплоту, нежность, но и печаль.