Читать «Как я любил тебя» онлайн - страница 244

Захария Станку

«Ой, Флоричел-сыночек, грех это, — говорю. — Она ведь женой твоему брату приходится. Трое детишек от него, сынок».

«Нет тут никакого греха. Брат мой умер, что ему теперь…»

«Все село смеется над тобой, Флоричел-сынок».

«Смеется? А надо бы плакать».

Что я могла поделать? Сраму натерпелась. А он к вину пристрастился. Деньги из дому заберет — и в корчму. Пить стал. С людьми ссориться. Полицию задирать.

«Индюки паршивые! — кричал. — Вон какие морды наели. Вам бы винтовку в руки — и на фронт. Пусть и вам поотрывает ноги русскими минометами!»

Однажды не вернулся он. Ждала я его, ждала. Искала повсюду, а под утро нашла в траве на лугу. Голову ему камнем размозжили. А невестка сбежала. Слыхала я, будто нанялась она в какой-то богатый дом в Бухаресте прислугой… Ребятишки на мне остались. Вырастила. Как сумела…

В комнату вошел мой зять Сэмынце, железнодорожник. У него смуглое лицо, голубые глаза, коротко подстриженные усики, большие руки с толстыми пальцами.

— Здорово, шурин, — говорит он.

— Здравствуй.

— Ужинать пойдешь? — спрашивает меня сестра.

— Нет, я не голоден. Посижу с Филимоной…

— Ты только и знаешь, что сидишь да куришь. Ясное дело, так и есть не захочется.

Я смотрю на Филимону. Филимона — на меня. Руки у нее огрубели. На лбу морщины. Много морщин. Щеки запали, посинели от холода. Только губы остались все те же — пухлые, свежие.

— Тепло у вас, — сказала она.

Филимона развязала платок, повесила на спинку стула. На голове осталась тонкая косынка, тоже черная.

— Да, тепло, — отвечаю я ей.

— Всю комнату задымил.

— И правда, задымил.

— А помнишь, как после войны ты на недельку приехал домой?

— Припоминаю.

— Это было весной.

— Да-да, весной… Точно.

— И сирень цвела…

— Да, кажется, и впрямь сирень цвела в ту пору, Фили.

— Потом ты уехал. И не написал мне.

— Не написал. Это правда. Я не написал тебе.

— Ни строчки.

— Ни строчки тебе не написал, Фили.

— А я заболела. Нет, ты не думай! Я не из-за тебя захворала. Я понимала, в городе кругом одни камни, да и некогда тебе писать.

— Да, со временем у меня было туго, Фили.

— И отчего я захворала! Мама потом рассказывала, будто я ровно как умом тронулась. Меня уже покойницей считали… Помнишь Бондара?

— Какого Бондара?

— Бондара, капрала полиции.

— Высокий такой, белобрысый?

— Вот-вот. В ту пору он как раз демобилизовался. А сам родом из-под Питешть. Поедем, говорит, со мной, поженимся. Я и поехала. Не могла больше в селе оставаться. Видеть не хотела ни полей, ни холмов — ничего. Узелок тайком увязала. Сели мы в ночной поезд и в полночь были уже в Питешти.

«Сойдем, — сказал он. — Дождемся утра в гостинице».

«Но ты не тронешь меня».

«Не трону. А завтра пойдем к моим. Свадьбу сыграем».

Он повел меня в гостиницу — сараюшка такая возле вокзала… Боже мой! Кабы можно было знать, что на твою долю выпадет… Лучше бы умереть, чем пережить, что я пережила…

— Лучше бы умереть… Разве можем мы умереть когда захотим?.. Каждому, видно, свое суждено.

— Некоторые умирают когда захотят. Обрывают свою жизнь сами. Да оно и нетрудно: петлю на шею — и все. Я и об этом думала… Да боялась. И потом, некрасиво это — чужие люди глядеть станут, как ты висишь на крюке с вывалившимся языком…