Читать «Ночные любимцы» онлайн - страница 4

— Женщина, — услышал Кайдановский, уходя, — права голоса, когда мужчины говорят, не имеет.

Услышал в ответ:

— Хоть у тебя и гарем, мы пока еще не в Азии.

Что правда, то правда: к Мансуру хаживали все, как известно, от аглай до аделаид; Люся, похоже, тоже была бы не прочь, но у Мансура имелись свои строгие правила в дополнение к вольным нравам; а уж какая Азия? Туман, снег, снегодождь, гололед, холодок, из подвала веяло мерзлым болотом, подземным ходом в казематы, чахоточной гнилью. Азию присылали Мансуру в фанерных посылках, она рассыпалась фисташками, вяленой дыней, гранатами с алой липкой кровью, медными браслетами, которые он дарил аглаям и аделаидам, алевтины предпочитали кольца (Мансуровых рабынь можно было определить по самофракийским браслетикам и колечкам), сработанные им в подвальной мастерской на настольном токарном станочке, а аделины любили самого Мансура и алое терпкое вино. Зато Мансура терпеть не мог Комендант, все хотел застукать с дамой, да не получалось, не везло Коменданту, к тому же большинство аделин были местные и принимали Мансура дома в отсутствие родителей.

Условным стуком постучал в стенку Ван И:

— Мансур, Гоминдан идет!

Комендант железной, извините, поступью Каменного Гостя вступил в коридор; Ван И, отличавшийся феноменальным слухом, знал о его грядущем приближении, едва Комендант вступал на лестницу, ведущую на второй этаж, на нижнюю ее ступень.

Мансур открыл шкаф. Комнату от комнаты отделяли не капитальные стены, а перегородки; в перегородке вынут был кусок; по обе стороны проема стояли шкафы с закамуфлированными шторами задними стенками. Уж на что Комендант, отставной чекист, был дока, но до такого придворного варварства он не смог додуматься. Аделина нырнула в шкаф и благополучно очутилась в комнате Ван И, откуда и вышла, когда Комендант ворвался к Мансуру, застав его лежащим на койке и задумчиво читающим газету с желтым кругом от чайника.

— Чем вы тут занимаетесь? — громоподобно возопил, впадая в дверь, Комендант.

Мансур неспешно опустил газету и ответствовал:

— Готовлюсь к зачету по истории КПСС. А в чем, собственно, дело?

Комендант стал заглядывать под кровать и зачем-то открыл тумбочку.

— Вы что-то ищете? — осведомился Мансур.

— Почему не на занятиях? — спросил, багровея, Комендант.

— У меня окно, натурщик болен. Проверьте в деканате, если хотите.

— Ну, погоди, — рявкнул Комендант, выходя, — ведь все равно поймаю, и уж тогда выселю. Аморальный тип. Напринимают гениев заезжих. Что тебе в твоих горах не сиделось?

— Туда, туда, в родные горы, — запел Мансур ему в затылок, — Кар-ме-эн!

«Публичный дом», — думал Комендант, звеня ключами. Попавшиеся ему навстречу аделина и алевтина тоже запели тихонечко за его спиной вразнобой: одна «динь-бом, динь-бом, слышен звон кандальный», а другая «Ванька-ключник, злой разлучник». «Шлюхи», — думал Комендант, спускаясь по лестнице. Думал он чаще всего немногословно, мысли его напоминали команды либо приказы.

На истории искусств, лекции для всего потока, читавшейся в амфитеатром расположенной неуютной и холодной аудитории, опоздавший Кайдановский оказался между двумя алевтинами, шуршавшими бумагами. Историю искусства преподавал тучный Воронцов, напоминавший оплывшую грушу, карикатуру на короля руки Домье; каждый раз, когда дело доходило до слайда с этой карикатуры, волна хохота сотрясала аудиторию, из года в год, на каждом новом потоке. Воронцов картавил и шепелявил, приходил в восторг, описывая произведения, говорил с выражением, сентиментален был до крайности; слушать его было трудно, продраться сквозь его чувства к фактам не могли даже самые прилежные из прилежных. На его лекциях сидели тихо, вежливо, но каждый занимался своим делом. Аделины вязали, аделаиды читали, василии спали, сдували конспекты, чертили задания по начертательной геометрии, дулись в «морской бой», подделывали билеты на кинофестивали.