Читать «Четыре дня, четыре ночи» онлайн - страница 83

Когда Руслан проделал все, что положено перед долгим рабочим днем и высыпал остатки сухого корма в миску Барсика, то позвав его к миске, и, несмотря на его немоту, обращаясь к нему на русском языке, произнес:

— Зайду, после работы, и куплю еды себе и тебе…. Да, Барс, имей ввиду, я задержусь, потому как после работы пойду к своему однокласснику Сашке Гаврилову, он пишет романы, и я читал их… очень даже хорошие… Только эти тугодумы, как ты сказал ночью, издатели, его не печатают, потому он выставляет свои творения в Интернете… Так вот, я решил вечером к нему сходить и рассказать обо всем, что со мной произошло за эти дни и ночи. Может ему понравится идея, и он облагородит ее на бумаге, и русские люди тогда узнают, что двадцать первое декабря, это быть может и ни такая уж и выдумка… да! Так, что не скучай Барс и до вечера!

Руслан вышел из кухни в прихожку, снял с вешалки куртку и быстро одевшись, да обувшись, открыл двери, и негромко беседуя сам с собой, вышел из квартиры.

Но не успела за ним закрыться дверь, как из кухни послышался тихий, дребезжащий смех: «Хму… хму… хму…», — смеялся кот, вылизывая своим розовым, шершавым языком миску. Он поднял голову глянул на дверной проем, выпучив вперед свои и без того огромные, желтые глазищи и растопырив лапы, впившись передними когтями в линолиум, потянулся всем телом, да негромким голосом заметил: «Думаю дуралей, надо было тебе сказать не до вечера, а прощай… хму… потому, что до Сашки Гаврилова, ты точно не дойдешь и поведать ему ничегошеньки не сможешь. Так как в планы то, Босоркуна совсем не входит…хму… хму… рассказики твои…хму… хму… Нет, ну! в самом деле, это ж надо быть таким глухим дуралеем, всю дорогу я ему тугодуму бестолковому намекал, а он так и не понял… хму… хму…. Глуп, как пуп, как пень, как пробка… Или говоря современным языком тупой лузер… хму… хму… хму…»

Однако к счастью или несчастью, неизвестно… Руслан ни слышал, ни смеха кота, ни его гадких слов. И замкнув входную дверь, он торопливо спускался по лестнице, потому что спешил на троллейбус. В его душе правил свет и царил покой, на лице мелькала улыбка, он с нежностью вспоминал свою жену, родителей, и с той же нежностью видел перед глазами улыбку ДажьБога. Открыв тяжелую, металлическую дверь подъезда, оберегающую и ограждающую ее жителей от посторонних, русич вышел на белый свет, и упругим, слегка подпрыгивающим шагом направился сквозь двор по тротуару к проезжей части, по которой вправо и влево, туда и обратно, носились легковые автомобили, автобусы, маршрутки, троллейбусы и грузовые машины. Руслан поравнялся с проезжей частью и двинул свою поступь по тротуару к перекрестку. Навстречу ему… обгоняя его… шли люди с озабоченными, нахмуренными, недовольными лицами… люди… Это были люди его Яви, на самом деле, очень близкие и дорогие ему, связанные с ним кровью и доблестью предков… люди которых он любил, глядя на которых улыбался.

Подойдя к перекрестку, Руслан остановился, ожидая, когда загорится на панели светофора зеленый свет. Светофор ярко моргнул красным, желтым глазом, а после засветился зеленым светом, разрешающим движение пешеходу. Русич ступил на белую, потертую шинами и смытую дождями полоску зебры, и пошел на противоположную сторону дороги. Он шел, глубоко вдыхая утренний воздух, чувствуя в нем какую-то тихую благодать. Теплые, широкие, солнечные лучи ласково гладили его по лицу, оставляя на коже нежные поцелуи весны. Руслан уже дошел до середины проезжей части, когда внезапно услышал свистящий, какой-то дикий звук тормозов, он повернул голову налево, навстречу этому звуку и увидел белую шестерку, летящую прямо на него.