Читать «Граф Соколовский и таинственный социалист» онлайн - страница 3

– Ну, пёс с его игрой. Для начала расскажите, произошло убийство.

– В начале одиннадцатого ночи в дом вошёл неизвестный. Слуга видел его и был предупреждён о визите.

– Слишком поздно для гостей.

– Убитый сам часто возвращался домой ночью. И, бывало, к нему приходили в подобное время.

– Значит этот, как вы сказали? Ярослав… Владимирович ждал гостя?

– Да. Они прошли в библиотеку. Прошло совсем немного времени – около десяти-пятнадцати минут, как раздался выстрел. Его слышали слуга, впустивший гостя, и садовник. Они даже попытались остановить негодяя, но убийце удалось сбежать. Мы уже опросили всех знакомых покойного, но это нисколько не продвинуло следствие. Сначала я решил, что причиной всему мог стать карточный долг. Раньше Ярослав Владимирович был заядлым картёжником, но потом прекратил играть и в клубе «Фортуна», где он часто бывал, не появлялся почти месяц. Это только подтверждало мои мысли, но члены клуба говорят, у него не осталось крупных долгов. Я в замешательстве, а начальник полиции требует скорейшего результата. Подполковник Аносов приходится его жене двоюродным братом.

– Скучное дело, – сконфузился граф Соколовский и жестом приказал Марфе убирать со стола. – Копайтесь в его окружении, рано или поздно что-то выяснится. Беспричинно ещё ни в одного человека не стреляли. Найдёшь причину – найдёшь убийцу.

– Близкие говорят – это дело рук социалистов, – зная слабые места графа, добавил Матюшкин.

– О! На них всех собак скоро навешают. Ты чего рот раскрыла? – граф гневно посмотрел на застывшую экономку.

– Помоги ты Борису Михалычу, – потрясла толстой шеей старая няня. – Ведь сидишь здесь, словно в кощеевом царстве.

– Уноси поднос, – не терпящим возражений тоном приказал граф. – В вашей бричке найдётся для меня место?

– Конечно, Александр Константинович! Поедемте сейчас? – радостно ударил по дубовой крышке стола Матюшкин, мысленно поблагодарив экономку за поддержку.

– Постойте, Борис Михайлович,– граф успокаивающе вскинул правую руку. – Вы сказали, сына подполковника Аносова застрелили девять дней назад, так? И как мы будем выглядеть в глазах его близких? Ведь сегодня девятины. Не будем доставлять родителям покойного ещё большего горя и не станем донимать их расспросами в день поминовения. Поедем завтра. Приезжайте ко мне, скажем, в два часа пополудни.

– Действительно. Вы правы, Александр Константинович. Значит, в два часа дня моя бричка будет у ваших ворот.

Поседевший, но не потерявший восхитительной осанки, граф поднялся из-за стола и неспешно проводил дорогого гостя до дверей. Они любезно попрощались, и Соколовский некоторое время глядел вслед удаляющейся бричке. За нею протянулся длинный шлейф пыли. Граф с нетерпением потёр сухие ладони и скрылся в глубине своего жилища. В душе он и сам радовался представившемуся случаю освежить мысли.

Глава вторая

Выстрел

– Александр Константинович, граф Соколовский, и Борис Михайлович Матюшкин, судебный следователь.

Прихрамывающий слуга с неподдельным почтением оглядел графа, всем своим видом олицетворявшего истинного петербургского дворянина. Из-под чёрного старомодного сюртука торчал стоячий накрахмаленный воротник. Он был настолько высок, что подпирал щёки, аккуратно проходя меж треугольной тёмно-русой бородой. Длинные пальцы графа поправили соскользнувшую прядь волос, тщательно зачёсанных назад. Крупный орлиный нос хищно уставился на слугу. Губы прикрывали пышные ухоженные усы и острая идеальная бородка, придававшие своему обладателю важности и даже какой-то суровости. Следователь Матюшкин с глубоким почтением и восхищением глядел на своего франтоватого спутника, хоть и отставшего от модных веяний двадцатого века. Нынешний облик Александра Константиновича, его манеры, жесты позволяли записать графа в число самых манерных и интеллигентных дворян Петербурга. Но судебный следователь знал Соколовского слишком хорошо. Одна-единственная мелочь, небрежное слово, малейшее проявление высокомерия или лицемерия могли испортить ему настроение. И тогда эта позолота благонравия и степенности осыплется в прах, освобождая неукротимую натуру графа.