Читать «Мой дикий сад» онлайн - страница 13

Меир Шалев

Как-то раз этому Эльзеару приснился длинный и необычный сон, и после этого он посвятил себя его исполнению. Каждый день он брал в свою пастушью сумку семена деревьев — в основном желуди дуба, — и, когда шел со своим стадом, зарывал их в землю то в одном, то в другом месте. Так он делал многие годы, пока в конце концов большая часть долины покрылась деревьями, выросшими из этих семян деревьями. Их корни связали землю, поэтому дожди не унесли ее, и в результате долина стала расцветать. Там поднялись растения, появились птицы, вернулись люди и звери, каким-то чудесным образом возродились и снова стали бить источники, и ручьи побежали по высохшим руслам. И все это было делом рук одного человека, простого пастуха, который был озарен высокой мечтой и одарен способностью к действию. Но нельзя забывать, что это также плод воображения и труда писателя, и к этому я добавлю, что этот писатель написал свою книгу так замечательно, что многие люди годами верили, будто это подлинная история. Были даже такие читатели, которые решились отправиться в описанные автором места, чтобы своими глазами увидеть все эти леса и ручьи, а может быть, даже и самого пастуха, и потом сердились на Жана Жене, так что ему пришлось в конечном счете признаться, что, как свойственно писателям, он сам придумал эту историю.

Все это я рассказал на том склоне моему новому знакомому, нашему местному Эльзеару Буффье, а потом собрал свою добычу и довольный вернулся домой, чтобы заложить в своем саду еще одну колонию цикламенов.

Дикие деревья

Я уже говорил, что, когда осматривал свой новый дом перед покупкой, обнаружил вокруг него несколько декоративных кустов и садовых деревьев. Видимо, их посадили те, кто жил здесь до меня. Из кустов здесь были бегония, мелия, большой куст роз, средних размеров куст сирени и огромный, жадно разросшийся массив бледно-голубой капской свинчатки, а из деревьев — груша и маленькое деревце миндаля. Бегонию мне пришлось выкопать, и я еще расскажу об этом поступке, основную часть свинчатки я сжег, а оставшееся перенес в другой угол сада, чтобы служила там естественным забором. Все прочее по-прежнему растет у меня, и хотя груша и миндаль — не дикие деревья, я оставил их тоже.

Кроме всего этого вокруг дома росли еще и настоящие дикие деревья, остатки бескрайних былых лесов, что царили в здешних местах, когда сюда пришли люди. Там были два фаворских дуба, одна мастиковая фисташка, три фисташки израильские и две крушины. Я добавил к ним два иудина дерева, которые в Европе именуются багрянниками, два саженца благородного лавра, лавролистную калину, лекарственный стиракс, три волосистых ракитника, две жимолости, несколько кустов метельника, два куста земляничника и алычу.

Два моих ракитника прикончил убийца в образе тракториста, который производил какие-то работы на границе моего участка. Утром я указал ему на эти кусты и попросил поостеречься, а вечером обнаружил, что они выворочены из земли и раздавлены насмерть. Одно иудино дерево умерло вскоре после посадки, не знаю почему, второе растет и цветет по сей день, но поскольку оно из того сорта, который цветет лишь после того, как вырастит листву, то лиловость его цветения тонет в зелени листьев, и он не так красив, как другие его сородичи. Алыча принялась, хотя растет очень медленно. Но я знаю, что в тот день, когда она окончательно повзрослеет и расцветет, это будет самое красивое дерево в моем саду.