Читать «Пришелец из Нарбонны» онлайн - страница 26

Юлиан Стрыйковский

— И все-таки меня волнует вопрос: какая роль отводится человеку? В какую сторону ему следует обратить свое лицо?

— Узнай у своего сердца, оно тебе подскажет. А вера будет путеводной нитью. Веру же прими сердцем. Что проку разъяснять веру разумом, как это делает греческий язычник Аристотель и иудей Маймонид?

— А что делать человеку в повседневности?

Раввин вновь спрятал руки в рукава с меховой оторочкой.

— Заботиться о душе. Из всех существ ею обладает только человек. Божественное в человеке означает верх совершенства, и для нас это духовное совершенство достижимо. Искру сию Господь вдохнул в первого человека, созданного Великим Гончаром из земной глины. В ту пору она была безупречной. Но в дальнейшем подверглась порче. Вернуться к ее исходной безупречности — вот чего должны мы добиваться. Через доброту и любовь в устремлении к Господу. Сердцем, но не разумом. Только так мы уцелеем.

— Но что делать человеку, что делать еврею, когда инквизитор готовит для его народа уничтожение?

Этот вопрос остался без ответа.

Дверь отворилась, и секретарь Йекутьель сообщил:

— Палермский раввин дон Шемюэль Провенцало.

— Приму его с несказанной радостью, — сказал раввин дон Бальтазар.

На прощание Эли поклонился.

В дверях он встретился со старцем, облаченным в просторный голубой кафтан, в шапке с меховой опушкой.

— Per Вассо! Questo freddo que avete qui! — громко произнес он, на ходу протягивая руку дону Бальтазару. — Questa primavera castiliana!

IV

Была пятница. В доме кипела работа, чтобы достойно встретить субботу. Каменные полы в покоях были вымыты, мозаика патио поблескивала влагою.

Абу-эль-Гассан покрикивал на мужскую прислугу. Мальчики выбивали расписные кошмы, окропляли их лавандовой водой и, скатав в рулоны, несли в покои, где девушки развешивали их по стенам.

Сквозь маленькое оконце сочился пар. Это было помещение, выложенное каменными плитками, где вчера Эли мылся с дороги. Сегодня здесь готовилась баня для всех домочадцев и прислуги. Арба, запряженная мулами, привезла воду. Две девушки внесли в баню полные ведра воды.

От дверей бани была проложена каменистая канавка. На маленькой скамеечке сидел мужчина в алой толедской ермолке. Зажав между коленями курицу, он выщипывал ей перья из горла и тремя движениями перерезал его острым шалефом. Кровь брызгала на кафтан резника и стекала в канавку. Трепыхающихся куриц забирали девушки. Перья кружились, словно снег, оседая на волосах. Девушки напевали балладу о прекрасной пастушке Альдонсе, которую задушил возлюбленный. Отец пастушки свел с ним счеты, порешив кинжалом.

Ты на деву невинную налетел словно коршун, На Альдонсу прекрасную, в нашем милом саду, Пожираемый ревностью, ты расправился с нею, И легла, бездыханная, на цветы и траву. Мою дочерь единую погубил ты как коршун, Хоть ее не затронули ни грехи, ни вина, Так пади от руки моей, нет пощады злодею, Ее тело на кладбище, но душа спасена.*