Читать «Эстонская новелла XIX—XX веков» онлайн - страница 41

— Это ты-то негр? — взвизгнула Кадри. — А кто же тогда я, по-твоему? Тоже мне, нашлась! Сама дома валяется, а я… только знай работай! А кто мне хоть копейку за это дал? Да еще и ругают вдобавок тебя, и кто ругает-то? Иба, дочь старого Лиса!

— Какая такая дочь Лиса? Кто это дочь Лиса? — вскипела Ээва, сверкая глазами.

Прозвище «Лис» пристало к ее отцу из-за его рыжей бороды и рыжих волос. Да и у самой Ээвы волосы были рыжеватого оттенка.

— Ах ты, старая карга, рухлядь ты этакая!

— Ну-ну, — заворчал хозяин, который по натуре был спокойного нрава. — Потише вы! Чего ругаетесь? Неужто нельзя говорить по-хорошему? — На его языке это означало попросту «заткните глотки!».

Слово «ругаетесь» окончательно вывело Кадри из терпения.

— И сама ты тоже настоящая лиса, рыжая стерва! — закричала она.

Тут уж и Ээву прорвало. Она замахнулась было на Кадри, но Яан, вскочив, стал между ними и рознял ссорящихся женщин. Ээва заплакала.

— Вот как со мной здесь обращаются! — причитала она. — Собственный муж позволяет меня ругать!

Хоть Яан и увещевал их: «Ну, ну, да на что это похоже!» — однако женщины не успокоились, и ссора тянулась до конца дня.

Ээва убежала к себе в горницу и там опять принялась выть. Кадри, ворча себе под нос, осталась в комнате. Хозяин сел у очага, закурил трубку и, пуская еле заметную струйку махорочного дыма, дал волю своим мыслям: «Не хватало еще слушать ругань из-за этого дурацкого теленка! Тоже мне! Завтра же…» — Но Яан и сам не знал, что он хотел этим сказать…

Настроение его вконец было испорчено. «Хуже всех бед, если денег нет, — подумал он, — будь я с деньгами, неужто мы бы ругались из-за этого теленка?» Он понимал, что и Ээва, и Кадри по-своему правы: одной хотелось помочь хозяйству, другой — сохранить хозяйское добро. И, охая, он полез на полати, устроенные рядом с печью у стены: две вделанные в стену перекладины, наружные концы которых прикреплены к столбам, упиравшимся одним концом в потолок, другим в глиняный пол, на перекладинах доски, на досках солома, под головой соломенная подушка, — и постель Яана готова. Здесь он любил отдыхать после работы. Хотя обычно он спал в задней комнате, вместе с Ээвой, на грязной, полной клопов деревянной кровати, в которой также была настелена солома, менявшаяся один раз в месяц, но сегодня ему опять захотелось растянуться на полатях. Эти полати были устроены когда-то для батрака, но теперь Яан не мог круглый год держать работника. Он справлялся собственными силами, разве что изредка нанимал себе в помощь на лето пастуха.

Растянувшись здесь, на полатях, глядел он в грязный, покрытый серыми пятнами потолок (его шесть лет назад, к свадьбе Яана, чтобы освежить, немного подмазали известкой). Лежа так, ему было удобно рассматривать комнату. Да, она, если приглядеться повнимательнее, выглядит, пожалуй, чуть пестроватой, хотя уже успела приобрести тот красивый угольно-черный, смоляной блеск, какой бывает у стен в курной избе.

Красноватое мерцание лучины в очаге придавало комнате строгий и печальный облик. У задней стены, точно крепость, расположилась большая печь с каменкой; грела она комнату хорошо, но зато и дров требовала немало. Яан уперся в нее ногами, и подошвы его стали постепенно согреваться. Он немного подтянул ноги и повернулся на бок. Теперь перед ним была передняя стена с дверью в сени. В головах была стена, откуда дверь вела в хлев; в другой, боковой стене была дверь в горницу. Таким образом, жилая комната со всех четырех сторон граничила с другими помещениями: спереди были сени, сзади — амбар, с боков — горница и хлев. Таково было жилище Яана. Большая комната без окон, совсем как хлев; разница между нею и хлевом состояла лишь в том, что здесь возвышалась большая печь да посреди комнаты стоял стол с остатками еды, а в очаге мерцала лучина. Пустота и черная тишина комнаты вызывали у Яана мрачные мысли.