Читать «Африканский капкан» онлайн - страница 104
Николай Бойков
— Значит, дойдешь, — успокоил его Лукьяныч.
— Дойду!
— И тетрадь сохранишь?
— Сохраню. Мне эти листики, поверь, единственный документ, по которому каждый поймет, что я из России. — Гена показал рукопись.
— А ведь прав боцман! Мы как с флагом теперь, — засмеялся сухумский грузин.
Лукьяныч взял из рук боцмана чужое письмо на тетрадных листочках:
— Дай, — сказал, — я почитаю… Начал читать:
«…И нет покоя душе.
И дела ей нет до совести или рассудка, до голоса любви или зова предков.
Есть только крик.
Нет дела ей до того, что не найти равновесия и опоры. В сознании человеческом или в жизни.
Есть только боль.
И жаль человека, разорвавшего собственную душу, как рубаху на груди, оттого что забыл он, что и душа одна, но и она — рвется.
И жаль мне того, кто потерял свою душу, гоняясь за катающимися кружками рассыпающихся монет или купаясь беспечно в опьяняющих струях коварных страстей, забыв, что и душа — может слезиться. И капать. И утекать. Как вино из наклонившейся чаши. Чистое вино — на грязный пол…
И нет места душе, если потеряла она сосуд свой.
И уйдет она.
И никто не заменит ее.
И ничто не заменит.
Ни ум. Ни благополучие. Ни слава.
Ни слова о великой Родине или историческом предназначении.
Ничто не стоит рядом. И не стоит цены своей. И теряет цвет свой.
И увядает. Как цветок без весны. Как птица без полета. Как песня, потерявшая голос… Ибо сказал мудрый: «Что есть душа? Не ответит никто».
Но трава без души — сено. А дерево без души — дрова. А человек без души — мертв.
Что ж ты плачешь, душа?
Что ж ты плачешь…
Растерялась душа моей Родины. Растерялась.
Растерзалась. Отплакалась. Откричалась.
Не дождалась.
Не позвали тебя, родимую. Не назвали душой — в Отечестве.
И осталась ты только песнею (песнями):
«Зову тебя — Россиею, единственной — зову…», «Светит луна или падает снег…», «Синенький, скромный платочек…», «Течет река-Волга…», «Деревенька моя, деревянная, дальняя…», «Мой милый, если б не было войны…»
Без души — обесцветили флаги.
Без души — онемели гимны.
Без души — обезножили воины.
Без семей вырастают дети. Без души.
Без души — потеряли совесть. Без души — воровать обессовились. И из Родины тянут. И у собственных отца с матерью. И ни детям своим даже. Просто — за заборы. За замки. За решетки на окнах. В квартиры — с собаками и охранниками.
И самый престижный дом стал похож на музей в тюрьме.
А самый незащищенный — на «Гуляй-поле».
А верха — вороватое гульбище, где не говорят — а токуют. Не живут — а «в бегах». И те, кто думают, что «они властвуют», и те, кто боится думать, «что будет завтра»… В бегах от души своей. И не властвуют, а властью пользуются, как молотком над глиняной кошкой-копилкой. Чужой. «Домушники» правят.
Мундиром чиновника и лозунгом демократа орудуя будто фомкой.
И место ли в этих домах душе?
И запоется ли спьяну иль трезво: «Ой, полна, полна коробушка…» или «Я люблю тебя жизнь…» или, незабываемое, «Когда ж домой товарищ мой вернется, за ним родные ветры прилетят, любимый город другу улыбнется, знакомый дом, зеленый сад, веселый взгляд…»
