Читать «Берега и волны» онлайн - страница 28

Николай Бойков

— Раджеп! — закричал я, смеясь от восторга.

— Ийи! — кричал турок.

— Ийи! — кричал я. — Хорошо, Раджеп! Хорошо-о!

— Кар! — кричал Раджеп, показывая рукой на снег, освещённый фарами. — Соуктур?

— Нет, Раджеп! Не холодно. Сыджактыр! Жарко!

И мы смеемся с ним вместе. Потому что мы вместе. Так случилось.

Мы — два пленника, вырвавшиеся на свободу. На снег среди облаков.

Наш танкер зашёл под погрузку в маленький порт в Красном море. Все было обычно, пока не случился приступ аппендицита у электромеханика, перед самой швартовкой к терминалу. Всегда, если что-то случается на борту, происходит неожиданно и некстати. Экипаж у нас был черноморский: Одесса, Херсон, Туапсе, Анапа, кок — болгарин, два югослава — механики, три потийца — грузин, белорус, грек. «Кулона» — так величают электромехаников уважительно — увезли в госпиталь, его рейс закончился. К концу нашей погрузки, «кулона из Херсона» заменил Раджеп из Трабзона. У него оказались сразу несколько неоспоримых достоинств: он говорил по-русски, он волну электричества излучал улыбкой и он умел остановить двух югов и трех потийцев, когда те заводились о политике: «Мемнум олдум — не бери в башка!» — обнимал он спорщиков за плечи и хохотал, приглашая смеяться вместе. Они вяло улыбались, как два приподнятых над землей барашка. Границ на борту не было и от этого правила, как от земли, отрываться не стоило. Простота отношений придавала особый заряд атмосфере, которая нас подпитывала, как привкус озона после летней грозы.

Херсонского Ваню нам было жаль, но жизнь корабельная — не колыбельная: «С якоря в восемь, курс — ост!.. Турецкий „кулон“ заступает на пост!» — срифмовал судовой стихоплёт, соединяя свою строку со строкой другого поэта. И это было верно: «гвозди» на море не перевелись ещё. Так, вернее, тогда, началось мое знакомство с Раджепом.

Как чистый турок, он все делал быстро: «Сначала — башка долой, потом — пожалей головой!» — смеялся он странной шутке. — «От такой шутки на душе жутко», — жаловался стихоплёт и в споры с турком не лез: «Кулон, мир?» — стихоплёт протягивал руку. — «Мир!», — великодушно соглашался черноглазый и пожимал ладонь стихоплёта.

В море для нас — мир без границ. Хорошее место — море. Моё!

Я догадался что мы подъезжаем, когда Раджеп стал оглядывать салон, будто что-то искал, и улыбаться каждому дереву. «Наверное, это его родные места», — подумал я проникновенно и тоже стал смотреть с особым чувством то на него, то на пейзаж вдоль дороги, будто могло что-то быть в них общего. Раджеп вдруг переменился, перестал меня замечать. Он торопился, что-то шептал машине, но и она стала урчать ровнее, как лошадь на знакомой дороге.