Читать «Щемящей красоты последняя печаль» онлайн - страница 35

Наталья Владимировна Тимофеева

Ангел

Фарфоровый ангел на ниточке На полке висит над столом. На платье бороздки, как вытачки, Он чуден и грустен лицом. Мой ангел исполнен молчания, Его не смутить тишиной. Крыла незаметно качание, Он слова не молвит со мной. Но взор его светел загадочный, Он в будущее устремлён, Мы с ним полосою посадочной Избрали безбрежность времён. Там дом для души моей ветреной, Там смысл и надежда моя, Ах, ангел, хранитель мой трепетный, Свой взор обрати на меня! Я мчу в этой жизни неистово, Лишь искры теряю из глаз. Тебя заверяю я письменно, Что разум ещё не угас, Что верю в своё воскресение В конце неземного пути, Иначе, зачем это жжение В живой моей тёплой груди!

Весенняя плясовая

Цветы, цветы на подоконнике, Цветы на крашеном полу, Иконы в ряд на под иконнике И лавка с вёдрами в углу. От печки жар и пахнет творогом, И у двери лежит кобель. Хозяин мнёт рукою бороду, А на дворе звенит капель. Весна поёт в своём неистовстве, И куры вышли погулять, Окончив ледяное мытарство, Земля готовится опять Уйти в цветение безбрежное Из зимних долгих холодов И стать прекрасною и нежною, Отринув снежный свой покров. Бегу, и ноги разъезжаются На глине, — скользко и смешно. Сосульки с шумом отрываются, А на душе моей грешно. Шальная, ветреная вольница, От солнца бьёт под сердце хмель, Любовью мир в округе полнится, Ручьём звенит лукавый Лель…

Алхимия жизни

Алхимия заветных слов, Волшебный сгусток чувств сердечных, Несоответствие полов, Часы событий быстротечных — Всё это платина любви, Огонь неистовых желаний, Что в тигле тела и в крови Переплавляет жар лобзаний В великий видимый итог — Зародыш новой жизни мира, И следующий вьёт виток В живых вибрациях эфира…

Матерям Беслана

Я с вами, матери Беслана! Ваш ад живёт в моей груди! По крови нет родства, но странно, Я будто слышу: «Погоди, Остановись, взгляни на это, Ты видишь, горе душу рвёт!» И мне с другого края света Ребёнок ручку подаёт. Она худа, грязна, в ожогах… Не плачет, молится дитя, Что шло до смертного порога, За чьи-то пакости платя. Вы, президенты, генералы, В благополучии своём Поймёте ль, как дитя страдало, Дитя, сгоревшее живьём? И чей приказ исполнен слепо, Кто груду обожжённых тел, Как мусор, вывез так нелепо, Чей властный умысел посмел Скормить собакам плоть ребёнка? В какое время мы живём? Ты слышишь, воин, плачет тонко Дитя, спалённое огнём? Ты слышишь, Родина, стенанья Сирот и вдовых матерей? Тебе ещё нужны признанья В циничной подлости твоей? Я с вами, матери Беслана! Я слышу безутешный стон… Вас душат вражеского стана Объятия со всех сторон. Нигде ответа не найдёте, Вас только матери поймут, Чьи дети канули на взлёте И к ним с приветом не придут. И в мученической купели Нас всех омоет, дайте срок, Поскольку в сторону глядели, Не видя в этом свой урок. Урок… и школа. В классе первом Учёба «задалась» вполне. Чечня — височным билась нервом Над школой в танковом огне. Я с вами, матери Беслана! Болит душа, покоя нет. Для чести или для обмана Мы все являемся на свет? Когда свои стреляют в спину, Когда свои стреляют в грудь, То обращается в трясину Страны, народ предавшей, путь.