Читать «С гитарой по жизни» онлайн - страница 13

— Разве стоит человеческая жизнь какой-то тряпки? Пусть он ею подавится. Убить человека, а потом всю жизнь носить на себе этот грех… А если у него есть дети и они останутся без отца? Нам хорошо сейчас без отца?..

Это на меня сильно подействовало. Пришлось доставать из подвала автомат и гранаты. Мать отнесла их в милицию. Там к таким находкам были привычны и лишних вопросов не задавали.

«Отца убила война окаянная, а мать от горя и досады умерла…»

Песня

Осенью 1951 года мне надо было получить для школы справку о состоянии здоровья. Рентгенолог в Севастополе долго сравнивал мои старые снимки с новыми и сказал, что очаги туберкулеза закальцинировались и угрозы для здоровья он не видит. В школу меня допустили. В городе была прекрасная школа со своим стадионом, где помимо волейбольной площадки было и футбольное поле на котором разгорались нешуточные баталии между классами. Мой 5 «А» частенько выходил победителем даже в игре со старшеклассниками. В пятом классе я полюбил математику, и эта любовь осталась у меня к ней на всю жизнь. Я хорошо помню учителя. Он был инвалидом. Невысокого роста из-за горба, но с удивительно громким, низкого тембра голосом. Он оказывал на класс магическое влияние, когда все математические формулы заставлял нас хором повторять за ним: «Чтобы дробь на дробь разделить, нужно числитель первого числа умножить на знаменатель второго и поставить это в числителе, а числитель второго на знаменатель первого и поставить это в знаменателе нового числа»… Правда, в классе находились шутники и на переменках, подражая учителю скандировали: «Чтобы дробь на дробь умножить надо зубы растревожить, нос в лепешку превратить и затылок сократить». Но все мы очень любили нашего учителя математики и в классе не было двоечников по этому предмету.

А русский язык мне давался с большим трудом, видимо, повлияло обучение в украинской школе. Зато немецкий язык я знал лучше всех в классе. Учительница меня хвалила за произношение и словарный запас. Ну, конечно, я более двух лет слушал в оккупации этот язык, и он мне крепко врезался в память!

В Балаклаве нам жилось очень хорошо. Мать работала посменно на балаклавской железнодорожной станции. Эта станция обслуживала горнодобывающую промышленность страны. Три, а то и четыре раза в сутки, в прилегающих к городу возвышенностях гремели взрывы. Это шла добыча карьерным способом известняка — важной присадки, так называемого флюса, для доменных печей. Матери работа нравилась, но тут вдруг поступил приказ о переводе её по производственной необходимости на полустанок в семи километрах от Балаклавы. Железнодорожная линия была одноколейной и на этом полустанке встречные поезда разъезжались. Жилье нам предоставили в деревянном бараке. Большая однокомнатная квартира без всяких удобств. Кухня на четыре семьи. Вода в колодце. Туалет на улице. Работа у матери тоже стала адской. Нужно было бегать по двести пятьдесят метров от одной стрелки к другой чтобы поезда смогли разойтись.

А мне теперь надо было ходить в городскую школу по четырнадцать километров в день. Мой шестой класс учился во вторую смену. В школу я иногда добирался на товарняке, а обратно шел пешком. Зимой в полной темноте по шпалам в любую погоду. К полустанку прилегал небольшой поселок, в котором была четырехлетняя начальная школа, куда ходил мой средний брат во второй класс. Естественно, мать долго такие условия жизни вытерпеть не смогла. Как только в школах закончились занятия — она уволилась, и мы вернулись в свой дом. Но тут же мать устроилась в строительную организацию работать штукатуром, и мы переехали в поселок Верхне — Садовое к месту ее работы. Строились одноэтажные дома для переселенцев в Крым из средней полосы России. Нужны были крестьяне для работы в садах на замену выселенным татарам. Как выяснилось позже, приезжавшие не имели никакого понятия о садоводстве и сады пришли быстро в упадок.