Читать «Бородино: Стоять и умирать!» онлайн - страница 68
Дмитрий Юрьевич Пучков
Местность как была, так и осталась трудной для стремительных манёвров и атак. На двухкилометровом фронте от слияния Каменки и Семёновского оврага до леса было развёрнуто 3 пехотных и 2 кавалерийских корпуса, что даже после всех потерь составляло порядка 40 тыс. человек. Им противостояли на высотах за Семёновским оврагом остатки 2-й армии с 300 орудиями, к которым постоянно подходили подкрепления. При этом огневое превосходство перешло на сторону русских, так как тяжёлые батареи не доставали до новых позиций русских, а подвижные батареи, выдвинутые вперёд, уступали числом и калибром орудий. В резерве у Кутузова оставались не введённые в бой 4-й корпус Остерман-Толстого и 5-й гвардейский корпус Лаврова. Кроме того, резервная артиллерия позволяла нарастить число орудий на угрожаемом участке до 500. Но главное — русские войска были готовы сражаться дальше.
Что же получал Наполеон в случае ввода в бой гвардии на этом участке? Он получал на узком фронте фактически фаланги своей пехоты и конницы под огнём сотен русских орудий. Конечно, гвардия могла опрокинуть русский фронт на этом участке. Однако с учётом готовности русских сражаться дальше, наличия у Кутузова резервов и огневого превосходства русской артиллерии при подобной атаке даже частный успех гвардии не гарантировал победы. А вот колоссальные потери были гарантированы. Даже если бы русскую армию вынудили к отходу атакой гвардии, но не смогли добить на поле боя, то соотношение потерь изменилось бы в пользу русских. Наполеону не нужна была победа любой ценой. Ему нужна была такая победа, плодами которой можно воспользоваться. Для этого требовалось сохранить армию боеспособной. Вот его слова, сказанные генерал-интенданту армии Дюмасу после окончания Бородинской битвы: «Будут удивляться, зачем я не употребил резервов для приобретения значительнейших успехов, но мне надобно сохранять резервы и нанести ими решительный удар в сражении, которое неприятель даст нам под Москвой. Успех сегодня обеспечен, а потому мне должно помышлять об участи всего похода и для этой цели сберегать резервы». Хотя это становилось всё более проблематичным, так как русские, которые должны были давно обратиться в бегство, продолжали ожесточённо сражаться.
Выходит, что маршалы и критики Наполеона просто поставили во главу угла сиюминутный тактический успех, который не гарантировал победы, не заметив угрозы всему походу, которую увидел император. И он был полностью прав, ответив маршалам, что «не может рисковать гвардией в тысячах лье от Парижа». Но если не идти на такой риск, то оставалось Наполеону только одно — продолжать «убивать и валить» русскую армию артиллерийским огнём. Ведь когда-то должен был наступить предел её стойкости и готовности нести страшные и бесполезные потери от вражеского огня? Тем более она уже перешагнула все мыслимые пределы, и надлом мог произойти в любую секунду. И русские побегут либо бросятся в самоубийственную атаку, как знаменитые в своё время испанские войска в XV веке в сражении при Равенне, не сумевшие долго выдержать безнаказанный огонь всего нескольких десятков орудий. Либо русские войска просто растают в этом страшном сражении, хотя это был худший для Наполеона вариант, чреватый страшными потерями и для его армии.