Читать «Хроники тридцатилетней войны» онлайн - страница 6
Николай Федорович Васильев
Владетели Пфальца слаженно двинулись внутрь зала, милостиво кивая своим вассалам налево и направо, одаривая их улыбками и нигде не задерживаясь, пока не достигли невысокого сдвоенного трона в противоположном конце зала, где и упокоили свои попетты. Здесь к курфюрсту тотчас приблизился сановитый аристократ лет пятидесяти и стал ему что-то тихо говорить.
— Похож на тебя, — машинально отметил Долгинов.
— Немудрено, это мой отец, канцлер Пфальца, — с ноткой гордости рек Кристиан.
— Вот черт, я ведь про него много читал, мог бы и сам догадаться, — подосадовал подселенец.
— Только чертыхаться всуе не надо, мы не на поле боя, — сделал замечание реципиент.
— Я же не вслух богохульствую, — послал примирительную мысль профессор.
— Богохульствовать и мысленно не стоит! — дожал его малек.
— Ладно, скажи лучше, чего ради здесь собралось столько дворян?
— Сегодня состоится очередной суд курфюрста.
Глава третья. Курфюрстов суд
Через некоторое время зал преобразился: слуги внесли в него длинный стол и кресла для членов суда, а также стулья для всех присутствующих дворян и дворянок. Наконец герольд объявил слушание первого дела, в котором речь пошла об имущественном споре двух соседних баронств. Алексей Михайлович исправно пытался вникать в аргументы сторон, но вскоре в них запутался. Зато судьи, переговорив между собой, присудили одному из баронов некий луг, а второму отдали пристань на реке. Курфюрст одобрил решение кивком головы, и бароны пошли восвояси, покачивая головами, но, кажется, вполне удовлетворенные.
Дело второе вообще оказалось формальным, поскольку касалось вступления в наследство некоего риттера (рыцаря) в связи со смертью отца. Других претендентов на это наследство не оказалось, поэтому судьи проставили печать на документ, а курфюрст положил руку на плечо новоиспеченного рыцаря и тот занял место в зале среди других дворян.
Зато третье дело резко подняло градус интереса в зале: в нем граф Гуго фон Эрлих обвинил свою падчерицу Сюзанну фон Эттинген в прелюбодеянии и требовал наказать ее (и ее совратителя) по законам Каролины. Этот громогласный аристократ пятидесяти лет сразу стал Алексею Михайловичу отвратителен, в чем с ним согласился и Кристиан. Обвиняемую (скромно одетую симпатичную девушку лет шестнадцати) им очень захотелось защитить. Ее "соблазнителя" на суде не было ("он в бегах", пояснил залу один из судей), зато присутствовали два свидетеля со стороны опекуна: его кастелян и командир его "кригсгефольге" (дружины).
По словам истца в один из вечеров командир дружины, проходя мимо комнаты фреляйн Сюзанны, услышал в ней какие-то подозрительные звуки. Он поспешил сообщить об этом кастеляну, а тот — графу, после чего все трое ввалились в ту комнату и увидели прыгающего в окно недавно нанятого на службу риттера фон Баха, а в постели под одеялом — Сюзанну в одной ночной рубашке.
— Об одном жалею! — сказал в заключении своей речи Гуго фон Эрлих, — Что я не успел схватить этого негодяя и пронзить обоих прелюбодеев шпагой — как я проделал это 10 лет назад, когда застал "на горячем" мать этой шлюхи. Действительно, яблоко от яблони недалеко катится! Но надеюсь, что высокий суд все-таки лишит жизни ту, что я опекал в течение 10 лет и которая меня в "благодарность" невыносимо оскорбила.