Читать «Живи и радуйся» онлайн - страница 196

Лев Емельянович Трутнев

– Ты бери правого, – шепнул сосед, медленно распрямляясь и осторожно высовывая ружье, – а я левого.

Вытягивая шею, стал подталкивать вверх и я свою берданку. Шагах в двадцати от нашей кучки стояли высокие, поджарые, искрящиеся на солнце перьями птицы. Смотрел бы да смотрел на них, но напарник уже приложил приклад к щеке, и я сощурил левый глаз, ища в щербатой прорези маленькую, избитую мушку. Плавно опускаясь вниз, она закрыла весь бок ближнего гуся. Берданка вздрогнула от выстрела, колыхнув солому, и гусь забил по стерне крыльями, пытаясь взлететь. Но попытки его были тщетны: шея птицы медленно гнулась к земле, валилась вбок. Бросив ружье, я выскочил из соломы. Гусь еще мелко-мелко колотился на земле, стараясь поднять тяжелую голову, но глаза его сужались и блекли. Я едва поднял добычу, схватив за шею. Гусь был еще горячий, еще трепетала в нем какая-то живинка, и тупая боль сжала мое сердце, глаза ничего не замечали, кроме этой большой, умирающей птицы.

– И моих тащи под солому, – донесся голос Красова, и только тут я увидел еще двух гусей, лежащих на стерне. Я поднес гусей к кучке и закрыл соломой.

– Больше не прилетят, – подвигаясь, сказал Алешка, – на тот край пошли, видишь?

Далеко, почти у леса, низко строчили по небу цепочки летящих от озера гусей: одна, две, три…

– Услышали выстрелы – и в другую сторону…

Сердце у меня дрожало от волнения, и эту дрожь я ощущал всем телом. С одной стороны выходило, что мне надо было радоваться: я добыл гуся – осторожную и крупную птицу, мясо которой можно разделить раза на два – почти два дня хлебать наваристый ядреный суп, с другой – жалость липла в душе и беспокоила.

– Понимаешь, – Красов щурил глаза, отблески зари горели на его волевом лице, – что-то сердце заскребло за этих казарок.

– Их вон тысячи, – решил проявить я твердость духа. Но бывший фронтовик давно понял мое состояние и не поверил в напускную строгость.

– Людей угробили миллионы, а тысячи гусей угробить просто. Когда ты вырастишь, их уже наверняка столько не будет…

Зоревые полосы потянулись по стерне, залили в лужах воду, зажгли лес, далекие деревенские дворы, край неба – над озером проклюнулось солнце.

Красов поднялся.

– Давай кончать охоту, больше все равно не прилетят.

Мы вылезли из соломы, стали отряхиваться, разминать затекшие ноги. Я начал очищать профиля от налипшей грязи. На душе было безрадостно: четыре гуся, подстреленные конкурентом, не давали мне покоя.

Красов цеплял свою добычу на удавку.

– Возьми-ка вот одного, – он протянул мне увесистого гусака, – а то несправедливо получается: охотились вместе – у тебя один гусь, у меня – четыре… – Он будто угадал мои мысли, и стало неловко.

– Да зачем, и одного хватит, – заупрямился я.

– Бери, бери. Охота – дело фартовое. В другой раз тебе повезет – рассчитаешься. Тем более, я тебе помешал…

Удивительное солнце выкатилось из-за озерных камышей: огромное, круглое, как блин, чистое… Тишь и тепло, и благодать потекли от него на землю.