Читать «Живи и радуйся» онлайн - страница 183

Не без труда запихал я поноску в ясли и кинулся за другой охапкой, для другой коровы… Грелась спина, грелся затылок, грелись ноги. Мысли гасились, не успев вспыхнуть… Шло время, венчалось дело…

Закончив таскать сено, я снова притаился у ворот клетушки и стал глядеть на тусклые огни фонарей, на движущиеся по стенам тени от коров и доярок, на большие сани с флягами, появившиеся откуда-то. Слышался хруст поедаемого коровами сена, тяжелые их вздохи, тугие удары молочных струй в ведра, бряканье фляжных крышек, тихий говор. И снова раздумья: уедут большие сани с флягами, наполненными свежим молоком, к приемному пункту. Перегонят на сепараторе это молоко в сливки и – в райцентр. А там, на маслозаводе, собьют из сливок масло, которое пойдет неизвестно куда и кому и почему не нам? Ел я кашу с маслом в первый год войны, когда у деда еще кое-какие запасы были, – вкуснятина. Когда теперь еще придется пробовать такую?..

Занесло меня в кружеве рассуждений в путаницу мыслей – голова затяжелела и в глазах зарябило.

– Иди в избушку, – вынося из клетушки очередное ведро с молоком, крикнула Шура. – Там Настя. Я сейчас закончу.

С чувством сладкой обреченности, с дрожью во всем теле, возникшей вдруг не то от усталости, не то от волнения, побрел я из базы.

Ночь. Мелкие звездочки над головой, да редкие огоньки по деревне. Привычно заныло под ложечкой: чувство голода потянуло на муку, сминая все мои светлые мысли.

Тускло желтело окно избушки. Притаивая дыхание, я толкнул двери.

Настя развязала шаль, и пушистые ее волосы закрыли почти всю спину. Она обернулась и подмигнула.

– Входи, входи, жених. Тут у меня кружка молока, попьешь. Тетка Таня велела тебя угостить. – Она поставила на стол алюминиевую кружку, до краев налитую молоком.

– Пробуй, парное, полезное.

Притихло сердце в растерянности, в нежданной радости. Его, молока-то, и дома редко попробуешь – все в сдачу идет, на молоканку, а тут целая кружка!

– А ты? – почему-то шепотом спросил я, будто кто-то мог нас услышать.

– Обо мне не беспокойся. – Она улыбнулась. Глаза большущие, на худом бледном лице, а губы – удивительно алые. – Скорее! – заторопила Настя. – Пока никто не пришел!

Я взял кружку двумя руками. Она была теплой, увесистой. Молоко, в мелких пузырьках, обнесло лицо сладким запахом. Как живительную силу вливал я его в себя, и мягкая истома растекалась по моему телу, унимая и дрожь, и злую боль под ложечкой.

Настя чуть ли не выхватила у меня кружку, быстро зачерпнула в нее воды из стоявшего в углу, на чурбаке, ведра, и, ополоснув кружку, вылила обмывки в помойный таз.

– Вытри губы! – приказала она.

– А вы чего не пьете? – недоумевал я: разве девчонкам и ребятам не хотелось парного молока? Да и тете Тане…

– Ты чего? – Настя испуганно оглянулась на дверь. – За это засудить могут.

– Неужели совсем не пробуете? – усомнился я, хотя и верил каждому ее слову.

– Так, чуть-чуть, если голова закружится, – не стала хитрить Настя, разглядывая кружку на свет, – под коровой, чтобы никто не заметил. И то зоотехник поймать может. Она у нас рысь рысью: спрячется иной раз под сено незаметно и наблюдает. – Настя едва успела поставить кружку к бачку, как дверь хлобыстнулась в широком размахе и в избушку ввалилась Маня.