Читать «Живи и радуйся» онлайн - страница 122

Лев Емельянович Трутнев

* * *

Дотягивая третье лето в деревне, я уяснил, пожалуй, главную истину сельского бытия: чтобы жить – надо готовиться к зиме с самой весны и проводить всё дальнейшее время в повседневных хлопотах. Иначе – не выдержать, не перенести полугодовой накат холодов и многоснежья. И мы, как могли, старались помогать деду – нашему основному работнику, главе дома. И редко выпадали вечера, когда я с друзьями втягивался в какие-нибудь игры.

В заботах и суете подкатил август – переметный месяц между летом и ранней осенью, показатель урожаев. Уже в начале его можно судить и о том, какие овощи в силе и какими уродятся хлеба.

В это время у сельчан на грядках появились огурцы, и мы, пользуясь ночной темнотой, как бы по традиции, стали нырять в огороды, снимая пробу с этих самых грядок. Поднимешь осторожно огуречную плеть, нащупаешь твердый отросток и за пазуху. Два-три огурца сорвешь и назад, через забор. И что занимательно, у каждого из нас своих огурцов хватало на вольную еду, так нет – чужие всегда казались и ароматнее, и вкуснее.

Как-то пришли ко мне Паша, Славик и Мишаня Кособоков и позвали за огурцами. И они, и я знали, что не очень-то похвально лазить в чужие огороды, но толкало нас в ночные похождения не только желание попробовать не свои огурцы. В риске быть пойманным на месте запретного действия таилось нечто необъяснимо жгучее, тянувшее душу в приключенческие грезы, в игру с опасностью, в показное умение обойти эту опасность, победить слепой страх.

– А к кому вы нацелились? – спросил я, уже зная многих сельчан.

– У Головлевых, говорят, огурцы крупные, – отозвался Мишаня.

Паша мотнул головой:

– К ним не сунешься – собака мошонку оторвет.

– Тогда к Кривому, – тянул своё Мишаня.

– У него мать колдунья, – снова не согласился Паша.

А меня как легким током дернуло:

– Пошли! Это же интересно!

– Ага. Еще наворожит что-нибудь, – отозвался Славик. За время, проведенное в деревне, он так освоился с сельской жизнью, что ничем не отличался от нас.

– А пошли! – махнул рукой и Паша.

И мы вчетвером припустили по ближнему переулку в дальний край деревни.

Уже густо темнело. Затихли во дворах бытовые звуки и огней не было видно: летом день длинный, и, наработавшись, люди, справив дела по дому, сразу ложились спать.

Мишаню мы оставили в дозоре. Он должен был через калитку следить за избяной дверью и в случае опасности покашлять.

Я перемахнул через плетень следом за Пашей, за мной – Славик. Прохладные и шершавые, еще чуть-чуть сырые после вечернего полива огуречные плети лежали на высокой навозной грядке. Я поднял одну из них, ощупал. Толстый огурец попался под руку. Слабо хрустнул его стебелек, но в ночной тишине этот звук показался мне громким. Я едва успел засунуть огурец в карман, как услышал легкое покашливание. Стрельнуло судорогой от пят до затылка. Неведомая сила толкнула меня к изгороди, и я птицей перемахнул через неё, заметив, что и Паша, и Славик тоже метнулись рядом. Путаясь друг у друга под ногами, мы понеслись за огород. Паша сунулся в густые лопухи у заброшенной канавы, и мы – за ним.