Читать «Теплый берег» онлайн - страница 3

Ну, размечталась! Сейчас фарш привезут с мясокомбината. Слесари с автобазы придут завтракать. Девчонки-маляры со стройки прибегут, крановщик с плавучего крана. А там и отдыхающие свой завтрак растрясут и тоже явятся.

Она проворно снимает стулья, обтирает столы, выносит дымящуюся тарелку.

— Завтракать! Первые чебуречки ваши, Лев Ильич.

— Благодарю.

Она с грустью глядит, как он привычно управляется одной рукой.

Положил деньги за два завтрака, взглянул на часы. Для кого же второй? Да вот он, сам пожаловал.

Взлетели вспугнутые чайки. Из-за парапета вылезла стриженая макушка, насупленный лоб, нос и плечи в лохмотках кожи. Беленький, не пристает к нему загар. И вот он весь целиком сидит на парапете, Лесь Мымриков. На бровях — морские капли.

К нему, крутя хвостом, смешно ставя лапы — передние прямо, задние вбок, — летит нескладный щенок, белый, с желтым пятном.

— Здравствуй, Щен! — Лесь увертывается от его прыжков и поцелуев.

Анна Петровна:

— А людям где «здравствуйте», неулыба?

— Здравствуйте. — Лесь взглядывает исподлобья.

Лев Ильич, человек справедливый, заступается:

— Он не забыл. Он, как говорит наш сосед Жора Король, «буксует». Знаете, когда автомобиль попадает колесами в глину, он…

— Ах!.. — Анна Петровна отмахивается. — Вашего голубчика никто не съест! — С ловкостью жонглера она кидает на стол тарелку с чебуреками и та останавливается точно перед Лесем. — И спрячь свои деньги. Родной дед уже заплатил. — Она глядит на Льва-Льва: за стеклянными стенами он развешивает открытки и журналы.

Лесь вздергивает упрямый нос с двумя точечными родинками, посаженными природой аккуратно, как две заклепки.

— Не-а… Не родной. Просто знакомый.

Анна Петровна думает: «Разве дети могут понимать? Не могут».

Дед и бабка Леся погибли в войну. Его мать, Алевтина, выросла у чужой женщины. Зачем злые люди берут сирот? Взяла. Называла «лишним ртом», заставляла тяжело работать, била. Потому Алевтина и выросла такая нервная.

А товарищ Лесиных деда и бабки, Лев Ильич Лев, после войны служил далеко. Однако ж их ребенка разыскал, устроил в интернат. Слал посылки. Ему написали: девочка одаренная, мечтает после десятилетки в театральную школу. Или ей идти работать? Как посоветует? Ответил: пусть идет учиться, буду помогать.

А она вместо того замуж выскочила. Ах, Алевтина, мотылек! Да, жизнь выпала тяжелая. Осталась одна с двумя ребятами…

— Хозяюшка! Порцию чебуреков и сдобу!..

— Пожалуйста.

…Алевтину не узнать. В Рыбачьем, говорят, веселая была. Красавица. Стихи читать и плясать может всяко-ужасно-как… Ах, будь я неладна! Опять подумалось «всяко-ужасно-как». Лев Ильич сказал бы строго: «Отвыкайте, голубчик, от несуразной поговорки». Она, Алевтина, уже и после горя своего, когда из Рыбачьего сюда в город с ребятишками перебралась, все тянулась к театру. «Не посидите ли, Анна Петровна, с Димкой, мне бы на репетицию!» Отдыхающие из санаториев и даже корабелы с Судостроительного приезжали смотреть, когда она выступала в самодеятельности. Теперь забросила. Учиться бы, молодая еще. А куда от двоих ребят? Родни нет. Льва Ильича, дорогого человека, не больно жалует. Ни на праздники не пригласит, ни доброго слова не скажет. Да кого она жалует, Алевтина? Злая на весь свет… А он притулился к ее ребятам. Одинокий человек…