Читать «Мир приключений, 1927 № 12» онлайн - страница 5
Луиджи Пиранделло
Первый рассказ «Месть» был напечатан в «Мире Приключений», № 9 за 1926 г. После этого послал на конкурс рассказ «На Сыр-Дарьинском берегу». До опубликования результатов конкурса в журнале «30 Дней» напечатали еще один мой рассказ из киргизской жизни — «Вор».
Кроме того, ряд киргизских и узбекских рассказов печатался в газете «Правда Востока» и в литературном приложении к ней «7 дней».
Служу учителем в фабзавуче Узбекхлопкома в Коканде.
Л. Соловьев
И. И. Макаров (Ив. Буйный),
Родился в селе Салтыки, Рязанской губ.
Один бывший офицер, ныне успевший в карьере, сказал мне как-то:
— Меня мать родила, когда корову доила.
И мне стало приятно, что я не попал прямо из «Лазоревого царства» в такие страхи.
Меня мать родила очень хорошо: в избе, на полу, на свежей соломе, как и остальных семерых Мало того, я — первенец, и мать уверяет меня, что я вырос «на ладонке», т. е. взлелеян в детстве.
И это — правда. У меня в детстве была одна игрушка, ни в чем не уступающая городским: полированная ложа от шомпольного ружья, сломанная в шейке. И вот документ, подтверждающий высокое качество игрушки: взрослый пастух и то не устоял перед соблазном и, завладев ложей, компенсировал меня кнутом, «гаркающим, как, пушка»…
Это говорит мать (сам я помню ложу еле-еле, то ли у меня была, то ли нет).
А дальше запомнилось на век вот что.
Первым запомнилось одеяло. Яркое, сшитое из разноцветнейших лоскутов, оно — как бы эмблема моего детства.
Вот:
Я нашел маленький, складной нож, сделанный из косы. Он, вероятно, пролежал зиму и весну — сильно заржавел. Обрадованный находкой, я схватил его, но тут же бросил.
Кто научил меня суеверью? Будто: нож поднимешь, рука отсохнет…
(Теперь-то мне понятен великий смысл этого поверья).
Потом в воспоминанье вмешался отец:
Я знал, если в пыльную завитушку вихря воткнуть нож (в землю), то он будет в крови — «врага, де, зарежешь». Как получилось — не помню. Должно, я рассказал отцу. Только, однажды, вихрило на улице и отец предложил мне, подавая сапожный нож (он из первых — сапожник по селу):
— На, поди и воткни!
Я послушался.
… Вспоминаю и иной клочек детства:
Мать и отец шепчутся. Мы с сестренкой лежим на полу. Я до боли в ушах прислушиваюсь, дерзая узнать секрет родительский:
— А их на кого оставишь? — мать о нас.
Отец гудит громко, но невнятно.
Я чего-то жду. Глухая темь. В окнах звонко бьются мухи…
Вдруг ночь багровеет, полная заревом. Жутко, задыхаясь, лает набат… Загорелись княжьи (кн. Трубецкого) риги.
В то время мне было пять, а родился в 1900.
И другой клочек из той же материи:
В Ряжске площадь у тюрьмы большая. Сижу на телеге. Сухощеная «гнедуха» жует сухую, колкую траву — вику. Во рту у ней шуршит и я думаю: «почему Гнедухе дают овес только в яровой сев»? Но подходит мать, плачет, словно спешит выплакаться перед «свиданьем» (слез он не любит, отец).
