Читать «Довмонтов меч» онлайн - страница 95

По договору обе стороны отпускали немедленно пленных.

— Только надолго ли этот мир? — угрюмо спросил псковский посадник Гаврило Лубинич.

— Боюсь, что надолго, вы порубили столько знатных рыцарей, что никто не захочет более подобной войны, пока не подрастут их сыновья...

Маркграф радостно почёсывал бородку. Был он весел, словно сбросил тяжёлую ношу с плеч.

— Наконец у вас на земле будет покой, а я возвращусь в свой замок, — проговорил он, — пролито столько крови, и зачем? Молодость не задаёт себе этих вопросов, но к старости... И скажите, князь, — он повернулся к Довмонту, — племянник магистра у вас?

— Куда же он денется. Он только и делает, что попадает ко мне в полон.

Да, очень уж увлекающийся юноша. Магистр беспокоится за его жизнь, и это известие станет бальзамом на раны... И позвольте, князь, ещё один вопрос очень деликатного свойства.

«Уж не о том ли, как я появился у шатра магистра?» — подумал Довмонт.

Но вопрос был иным.

— Я слышал, что несколько лет назад вами пленён был мой родственник, рыцарь Лукас фон Зальцбург...

— Лукас? — переспросил удивлённый посадник Гаврило Лубинич. — Он же помер на днях.

— Как жаль! Когда-то он был хорошим шпильманом. Надеюсь, с ним вы тоже не обошлись слишком жестоко?

— Не беспокойтесь, маркграф, Лукас фон Зальцбург умер достойной смертью, — ответил Довмонт, — вместе с ним мы сбрасывали ваши орудия в реку...

— Вот как? — печально усмехнулся маркграф. — Следовательно, наши мечи могли скреститься. Он был моим братом.

Рыцари ушли на другой день, и можно было снова заняться мирными делами.

Князь Димитрий Александрович узнал о походе рыцарей на Псков поздно. Боярин Гаврило Олексич ездил во Владимир и принёс эту весть.

— У великого князя на дворе новгородские бояре, Мишиничи, просят подмоги, а он им одно: еду в Орду, сами Довмонта звали, пусть сами и управляются.

Гаврило Олексич, отслужив в юные годы при деде, перешёл на службу к отцу, подумывал, не вернуться ли в Новгород, да так пока и служил при князе Димитрии Александровиче. Стал он уже грузен, хотя силу старую почти не утратил.

— Сказали, сила такая, какой и не видели никогда, — ежели не врут, то все восемнадцать тысяч.

— А великий князь?

— Говорит же, в Орду еду.

— Уж мог бы понять, что лучше Довмонта Пскову князей не иметь, или гордыню не переступить? Так не до гордыни сейчас, когда гибнет Русь.

При Гавриле Олексиче князь Димитрий мог говорить свободно, что думает. Они и не такое говорили друг другу.

— Соберём полк за день? Надо же делать что-то.

— Теперь-то уж поздно, князь. Они там или отбились, или все сгинули. Тогда не полк, тогда нужна рать. А рать — это дело великого князя.

На другое утро, едва дождавшись рассвета, князь Димитрий вместе с малой дружиной кинулся во Владимир. К закату на взмыленных лошадях добрались.

И тут же, едва увидев брата отца, разгорячённый князь Димитрий высказал ему все злые слова, что повторял в пути.

— Ты указывать мне брось! — рассердился и великий князь.

Они стояли на высоком крыльце, невдалеке прохаживались, разговаривали их бояре, слуги, и Димитрий Александрович едва сдерживался криком не закричать на великого князя.