Читать «В окопах Сталинграда (1947, Воениздат. С иллюстрациями)» онлайн - страница 37

Виктор Платонович Некрасов

Сплошной грохот. Все дрожит мелкой противной дрожью. На секунду открываю глаза. Ничего не видно. Не то пыль, не то дым. Все затянуло чем-то сплошным и мутным… И опять свистят бомбы, опять грохот. Держусь за перила. Кто-то сжимает мне руку, точно тисками — выше локтя. Лицо Валеги — остановившееся, точно при вспышке молнии… Белое, с круглыми глазами и открытым ртом… Исчезает…

Сколько это длится? Час, два или пятнадцать минут? Ни времени, ни пространства. Только муть и холодные шершавые перила. Больше ничего.

Перила исчезают. Я лежу на чем-то мягком, теплом и неудобном. Оно движется подо мной. Я цепляюсь за него. Оно ползет.

Мыслей нет. Мозг выключился. Остается только инстинкт — животное желание жизни и ожидание. Даже не ожидание, а что-то не объяснимое словами… Скорей бы, скорей. Что угодно — только скорей!

Потом мы сидим на кровати и курим. Как это произошло, я уже не помню. Кругом пыль — точно туман. Пахнет толом. На зубах, в ушах, за шиворотом — везде песок. На полу осколки тарелок, лужи борща, капустные листья, кусок мяса. Глыба асфальта посреди комнаты. Стекла выбиты все до одного. Шея болит, точно ударил по ней кто-то палкой.

Мы сидим и курим. Я вижу, как дрожат пальцы у Валеги. У меня, вероятно, тоже. Седых потирает ногу. Игорь пытается улыбнуться. У него большой синяк на лбу.

Выхожу на балкон. Вокзал горит. Домик, правее вокзала, тоже горит. Там, кажется, была редакция или политотдел, не помню уже. Левее, в сторону элеватора, сплошное зарево. На площади пусто. Несколько воронок с развороченным асфальтом. За фонтаном лежит кто-то. Брошенная покосившаяся повозка. Точно на задние лапы присела. Бьется лошадь. У нее распорот живот, кишки розовым студнем разбросаны по асфальту. Дым становится все гуще и чернее. Он сплошной пеленой плывет над площадью.

— Кушать будете? — спрашивает Валега. Голос у него тихий, не его, срывающийся.

Я не знаю, хочу ли есть, но говорю: «буду». Едим холодную картошку прямо со сковороды. Игорь сидит против меня. Лицо его серо от пыли, точно статуя. Ядовито-фиолетовый синяк расплылся по всему лбу.

— Ну ее к чорту, картошку, не лезет в глотку… — И выходит на балкон.

Пенгаунис и Шапиро приходят бледные и запыленные. Бомбежка застала их на центральной площади. Пересидели в щели. Бомбы попали в Дом Красной Армии и угловой дом напротив, где был госпиталь. Южная часть города горит. Попало в машину с боеприпасами, и они до сих пор еще рвутся. У одной женщины голову оторвало, из кино выходила. Там человек двадцать погибло. Как раз сеанс окончился.

Я спрашиваю, который час. Пенгаунис смотрит на часы. Без четверти девять. Из библиотеки мы пришли около семи. Значит, бомбежка длилась почти два часа.

Игорь возвращается с балкона.

— А где наш капитан живет?

Никто не знает. Положение идиотское. Может быть, к Гольдштабу сходить? Хотя он знает наш адрес и сообщит, если надо. Нет, лучше все-таки сходить. Невозможно сидеть. Туда не больше получаса ходьбы.

На улицах люди с тюками, с тележками. Бегут, спотыкаются. С тележек все валится. Останавливаются, перекладывают. Молча, без ругани, с расширенными, остановившимися глазами. Дым — едкий, скребущий горло — поднимается из домов, расползается по улицам. Хрустит стекло под ногами. Кирпичи, куски бетона, столы, перевернутый шкаф. Кого-то несут на одеяле. Старушка в клетчатом платке тащит табурет и гигантских размеров узел.