Читать «В окопах Сталинграда (1947, Воениздат. С иллюстрациями)» онлайн - страница 28

Люся встает из-за рояля.

— Пойдемте чайку напьемся. Самовар, вероятно, уже закипел.

Стол покрыт белой, хрустящей скатертью. В хрустальных блюдечках — густое варенье из вишен без косточек. Мое любимое варенье. Пьем чай из тонких стаканов. Не знаем, куда девать руки — огрубевшие, неотмывающиеся, в ссадинах и царапинах. Боимся накапать варенье на скатерть.

Люсина мать — тонная дама в черепаховом пенсне и стоячем, как у классных наставниц, воротничке, — подкладывает нам варенье и все вздыхает, все вздыхает.

— Кушайте, кушайте. На фронте вас не балуют. Плохо на фронте, я знаю, мой муж в ту войну воевал, рассказывал, — и опять вздыхает. — Несчастное поколение, несчастное поколение…

От третьего стакана отказываемся. Сидим для приличия еще минут пять, потом откланиваемся.

— Заходите, заходите, голубчики. Всегда рады.

Потом мы лежим во дворе под пыльными акациями и долго не можем заснуть. Рядом спит Седых. Он чмокает во сне и закидывает на меня руку. Игорь ворочается с боку на бок.

— Не спишь, Юрка?

— Нет.

— О чем думаешь?

— Да так… ни о чем…

Игорь ищет в темноте табак.

— У тебя есть курево?

— В сапоге посмотри, в мешочке.

Игорь шарит в сапоге, достает мешочек и скручивает цыгарку.

— Надоело все это, Юрка.

— Что — все?

— Да болтание это. Как цветок в проруби…

— Что ж, завтра перестанем болтаться. В отдел кадров пойдем. С утра, до завтрака.

— Тоже счастье — отдел кадров! Запрут куда-нибудь в резерв, шагистикой и приветствиями заниматься. Или в запасный полк — еще лучше.

— Не пойду в запасный.

— Не пойдешь? А учиться тоже не пойдешь? В Алма-Ата или Фрунзе? Всех лейтенантов и старших лейтенантов, говорят, в школу сейчас посылают.

— Ну и пускай посылают. Все равно не пойду.

Несколько минут молчим. Игорь мигает цыгаркой.

— А с ребятами что делать будем?

— С какими? С Валегой и Седых?

— Их ведь надо на пересыльный отправлять.

— Ни на какой пересыльный не пойдут. Мы сами с тобой сдадим повозку и лошадей. А их я не отдам. Я с Валегой девять месяцев воюю. И до конца войны будем вместе, пока не убьют кого-нибудь.

Игорь смеется.

— Смешной он, твой Валега. Вчера они с Седых поссорились: как картошку готовить? Седых хотел просто так, в мундирах варить, а Валега ни в какую — лейтенант, мол, — это ты — не любят шелуху чистить, любят чистую. Минут десять препирались.

— Ну что ж, настоящий, значит, ординарец, — говорю я и поворачиваюсь на другой бок. — Спи, завтра вставать рано.

Игорь протяжно зевает, тушит цыгарку о землю.

Где-то, очень далеко, стреляют зенитки. Бродят прожектора по небу. Вздыхает во сне Валега. Он лежит в двух шагах от меня, свернувшись комочком, прикрыв лицо рукой. Он всегда так спит.

Маленький круглоголовый мой Валега! Сколько исходили мы с тобой за эти месяцы, сколько каши съели из одного котелка, сколько ночей провели, завернувшись в одну плащ-палатку! А как ты не хотел итти в ординарцы ко мне! Три дня пришлось уламывать. Стоял, потупясь, и мычал что-то невнятное — не умею, мол, не привык. Тебе стыдно было от своих ребят уходить. Вместе с ними по передовой лазил, вместе горе хлебал, а тут вдруг к начальнику в связные. На теплое местечко. Воевать я, что ли, не умею, хуже, что ли, других?