Читать «Притча о встречном» онлайн - страница 9

— Не хвылюйся, отпышу твоей Лене лыста!.. Як запорожцы султану! — говорит Мовчан и хохочет и даже ухает, как мотор с переливающим карбюратором.

Нет, не идет мне из головы перебитый Мовчаном «шкас»…

До темноты я вкалывал с каким-то тихим и бессловесным ожесточением, не глядя в сторону Мовчана. Руки ободрал до крови о шплинты и троса, но боли не слышал. Неслышно было и Мовчана, но на втором моторном чехле рядом с моим добром росло и его. Во мне все еще клокотала холодная озлобленность против своего старшего механика…

И снова вспомнились мне слова инженера полка Маркелова: «Мовчан чувствует дух механизмов!» И в который раз пытаясь разгадать, в чем тут секрет, что именно имеет в виду инженер — не кувалдой же по вороненому стволу? — я шагал, чуть поотстав, по аэродромной обочине, спотыкаясь о смерзшиеся кочки и путаясь кирзачами в жесткой траве. Я искоса поглядывал на своего старшего механика. Может, Маркелов все выдумывает?.. С фантазией, может, газетчик в нем пропадает?.. Но Мовчана я уже непреложно чувствовал не просто старшим механиком, чувствовал: старшим. Горько быть на войне — не подчиненным — младшим…

Вдали над горизонтом, точно над кузнечным горном, пламенела нутряным жаром и подплавляла низкую тьму война. Мовчан, страшно фальшивя, насвистывал «Мисяцу ясный…». На душе у меня было одиноко и сиротливо, и было мне тогда лишь девятнадцать. И целых три года до окончания войны…

СОСЕДИ

Писатель Л. и художник Н. живут по соседству, в одном доме, даже в одном подъезде. Дружбы особой вроде бы нет между ними, да и очень они разные люди. А все же захаживают друг к другу, не ограничиваются тем, чтоб поздороваться и пойти себе дальше, — останавливаются, когда кто-то один видит другого гуляющим по двору или выгуливающим собаку по задворкам. Может, это и есть та дружба, которая только и может быть, так сказать, на современном уровне цивилизации?.. Никто это из них не уточняет, если все начать уточнять да разбирать по косточкам, ни жить, ни работать времени не напасешься… Да и, может, останется людям лишь что расползтись поодиночке да по разным углам, забыть общение, забыть сам язык человеческий, обрасти шерстью… Мол, мир — это я — и все остальные, до которых мне дела нет!

Да, разные они люди. Л. склонен к глубокомысленному, Н. — к легкомысленному. Первый, с ходу и всегда, ищет во всем философский смысл, второй все, сразу и неизменно, оборачивает в шутку. Оба снисходят друг к другу…

Н. чаще забегает к Л. Как жизнь, то да се, исправна ли машинка? Как многие из братии художников, Н. немного мастерит, что-то смыслит в механизмах, знает, например, что если буква машинки ослабла и западает, то не надо тут разводить мистику вокруг этой литеры, нужно повернуть на попа старую «Олимпию» и поставить на место соскочившую пружинку. Он это однажды проделал тут же на глазах Л., в который раз посоветовал писателю купить новую машинку. Где там, Л. и слушать не хочет — он тут же заводит свою философию: если, мол, у писателя с машинкой ли, с ручкой ли, которой пишет, не сложились интимные, нет, духовные, отношения, как, скажем, с женщиной, которую назвал своей женою, если ему безразлично, эта ли машинка или другая, эта ли авторучка или новая, с золотым пером, похожим на воровскую фиксу на зубе, для шику, то он — не писатель, а бумагомаратель, барахло!.. Знает, например, Н., что если батарея плохо греет, то это потому, что где-то на чердаке — воздушная пробка, что надо продуть систему через какой-то расширительный бачок… И он бы, наверное, нашел все, и пробку, и систему, и особенно этот расширительный бачок (он все ширится в воображении Л., растет до беспредельности, с хрустом выламывая чердак и, точно гигантский дирижабль, куда-то уплывая), если б только пустить его на чердак, который, впрочем, дворник и милиция держат на замке… Л. выслушивает такие познания Н. с интересом человека, уверенного, что познания эти, однако, из тех, которые ему никогда не пригодятся…