Читать «Юность Татищева» онлайн - страница 6

Георгий Зиновьевич Блюмин

Была солнечная весна 7194 года от сотворения мира.

Хозяин-купец Иван Русинов, конечно, не стал бы заботиться о худородном немчиче из Нарвы по своему рассуждению и разумению. Русиновы во Пскове не беднее купецких сынов Сырниковых или Поганкиных, и палатами богаты и достатком. Не в первый раз и не первый год ходит и на веслах, и под парусами Русинов на отцовском «Кроме», выстроенном на верфи, что на Пскове-реке, искусными псковскими мастерами. Возит в Нарву, как то делали отец его и дед, хлеб да рыбу, лен да кожи, меха да воск. Хоть и под шведом ныне Нарва, а никогда в Ганзейский союз не входила и со Псковом давних торговых связей не рвала. И везли купецкие струги в древний русский город у слияния Псковы и Великой соль и цветной металл, оружие и сукна, вина и бумагу. Вот и «Кром», дома белым лебедем реявший над водой, теперь зарылся в озерную волну носом, тяжело груженный белым железом для храмовых куполов и бочками со сладкими заморскими винами.

Просил Русинова добыть в Нарве ученого человека псковский дворянин Никита Алексеевич Татищев. Небогат Татищев: в Выборе именье малое, всего двадцать душ крепостных, и еще в Островском уезде, в сельце Боредках, восемь душ да три ветхих деревянных строения. Рядом с богатыми русиновскими хоромами в самом Пскове скромен дом, который вот уже два года строит в городе Никита Алексеевич. Но Татищев — дворцовый служащий, царский стольник, а значит, маршал при столе государевом. Как-никак пятый чин после боярина, окольничего, думного дворянина и думного дьяка. Великий государь-царь и великий князь Феодор Алексеевич пожаловал в свои стольники Никиту Татищева весною 1682 года, незадолго до ранней своей кончины. Вот эта-то близость Татищева к престолу («что стольник, что престольник» — так говаривали на Руси) и еще псковская всегдашняя приязнь к Москве и побудили купчину уважить просьбу Никиты Алексеевича.

В Нарве псковские гости не забывали спрашивать на торгу местных людей, нет ли грамотного, разным наукам и языкам ученного человека, который бы согласился учить детей у псковского дворянина за дармовой харч и за скромное жалованье. Совсем уже собрались было восвояси, когда пришел к Русинову этот самый Яган, чтобы продать диковинную трубку с циркулем, коими ход небесных светил угадывать можно. Купец трубу не купил, но свел немчича на струг и долго с ним там говорил. Выведал, что Орндорф с ранних лет покинул родную Нарву, работал помощником у самого великого Гюйгенса, когда тот создавал в Париже свою знаменитую машину, учился в университетах Европы. И так и сяк повертел в руках Русинов показанные Орндорфом дипломы с печатями университетов в Лейдене, Бредах и Упсале. Заставил Ягана сказать по-шведски, по-польски, по-немецки. И убедясь в познаниях немчича, принял его на струг. Иоганн только сбегал попрощаться с отцом и сестрой и явился на пристань одет, в чем был, с сундучком дорожным, обитым крымскою кожею, а внутри зеленым сукном. Лежали в сундучке подзорные трубы, компас, ландкарты и еще хитрые принадлежности и инструменты, назначения которых Русинов не знал. А сверху — несколько книг в добрых переплетах с потертым золотым тиснением.