Читать «Чёрные лебеди» онлайн - страница 95

В юности Кривой Хайро, так звали её отца, также как и все мужчины, рожденные к северу от Синих Хребтов, начинал свой путь рудокопом и, наверное, как и все рудокопы закончил бы его, не дожив до тридцати лет. Но судьба сжалилась над вечно улыбчивым Хайро, и во время очередного обвала массивный валун повредил ему шейные позвонки. Он выжил, навсегда оставшись с вывернутой к правому плечу головой. Из-за увечья его перевели на лёгкий труд — носильщиком в прачечную. Так несчастье наградило будущего отца Като скошенной шеей и вывернутой в кривой улыбке челюстью, сделав уродом, но изрядно продлив жизнь. Именно после того случая Хайро прозвали Кривым. Воистину, если бы не обвал, не родилась бы и Грязь.

Молодым прачкам пришёлся по душе покладистый характер Кривого. Но не только добрый нрав и безотказность в любой работе притягивали к нему сочных грудастых девок. Было ещё кое-что, наполнявшее молодую женскую душу ненасытным желанием случайно столкнуться с невзрачным калекой на заднем дворе. Об этом «кое-что» в родном для Като шахтерском посёлке ещё долгие годы после смерти отца перешептывались вдовствующие старухи, вспоминая молодость.

Немногословностью Като пошла в Кривого, но покладистой, каким был он, назвать её нельзя. Скорее наоборот — неприветливостью, замкнутостью и отчужденностью Грязь напоминала мать.

Прачка Тири не обладала большим умом. По сути, она не обладала никаким умом. Пустоголовая Тири — так прозвали её в поселке — нисколько не походила на устоявшийся образ добродушной, безобидной и неизменно улыбающейся глупышки. Напротив, женщины обходили Пустоголовую десятой дорогой. Молодые, пришибленно улыбаясь, неуверенно приветственно кивали. Пожилые, опускали глаза, как бы чего не вышло. Потому и звали Пустоголовой за глаза. Её тяжелые волосатые руки, привычные к неподъёмным варочным казанам, многочасовому вымешиванию в них мешковины с последующим тщательным выкручиванием, наводили страх не только на всегда сгорбленных над корытами прачек, но даже надсмотрщики сторонились усатой слабоумной. Так ширококостная мосластая Тири, в конце концов, отвоевала доброе сердце Кривого — и не только сердце — навсегда отбив у остальных желание покувыркаться с калекой в тюках с ветошью на заднем дворе прачечной. Крепкий кулак Пустоголовой Тири дал возможность родиться не только Като, но ещё трём её братьям и младшей сестренке Звёздочке.

Като любила своё имя, потому что его дал ей отец. Прозвище Грязь любила тоже, поскольку его ей дала сама жизнь. Ещё она безмерно любила братьев и сестричку.

В общем бараке мать занимала место в дальнем углу — лучшее, какое могло быть — рядом с глиняной печью, с дымящейся трубой в окошко, такое крошечное, но все-таки пропускающее дневной свет, желанный и радостный для неокрепших детских глазёнок. За занавеской две двухъярусные лежанки — одна для детей, вторая для Тири и Кривого.

Когда Като была мала, двойная лежанка была одна, и девчушка спала на втором ярусе. Взрослея, стала понимать, что означали, чуть ли не каждую ночь раздающиеся снизу тихие грубые материнские стоны и натужное кряхтение отца. Часто звуки длились совсем недолго, но были ночи, когда кровать пронзительно скрипела, ходила ходуном и стучала о стенку барака так, что Като приходилось досыпать оставшееся до утра время за печкой, ежась на старом изъеденном молью и временем матрасе. Мать не останавливала даже практически непрекращающаяся беременность, а добряку отцу казалось все едино — раз женушка желает, почему бы и нет. Так, по сути, Грязь стала свидетельницей зачатия всех своих братьев и младшей сестрёнки.