Читать «Чёрные лебеди» онлайн - страница 111

Вадим Алексеевич Дмитриев

— Тот Гус, кого повесили за дезертирство?

— Нам такое не грозит.

Они замолчали. Каждый думал о своём.

— Теперь куда подашься? — спросил сержант. — Слышал, столица второй месяц в осаде.

— Как говорят старики: вольная птица всегда летит на Север, — Праворукий кивнул в окно. — Вот и я подамся в Гелейские горы. Подальше от всего.

— Хочешь как птица? Ты всё делал по-своему. И всё же сдаётся мне, сейчас ты не такой, каким был в том годе. Сильно изменился. Вон глаза… раньше горели как-то бесшабашнее, что ли. Ты ли это, Уги?

— Изменился, говоришь? Возможно. На то были причины. И да, впредь зови меня Праворуким. Мечник Уги утонул в Сухом море.

Вытянув шею, Дрюдор прислушался, подслушивает ли кто у дверей. Женщина суетилась на кухне, стуча посудой.

— Послушай… гм… Праворукий. Давай и я пойду с тобой, — выдохнул шёпотом. — Городская жизнь подкосила вконец. Душно и тяжко. Без вина не могу день до вечера протянуть. Думал, к сорока годам остепенюсь и заживу мирной жизнью, но… дом, женщина, хозяйство — не моё это. Всё здесь чужое, да и от жизни под крышей давно отвык. К тому же… вино кончилось, а что способно удержать меня кроме выпивки? Дело петуха не отсиживаться в курятнике, а кукарекать, не надеясь, взойдёт сегодня солнце, аль нет. Жизнь — дорога, а мы странники. Моя судьба — издохнуть на её обочине.

— А что будет с ней? — Праворукий кивнул, указывая в сторону двери.

— Буду молить Небесный Мир, чтобы осталась жива.

Глава 3.1

Преемники и отступники

Среди дел человека важными можно назвать не более одного или двух.

Ямамото Цунэтомо

Мрачная колонна, зловеще звеня кандалами, тянулась полумёртвой змеей. Её голова тонула в рассветном тумане, хвост неспешно выползал из-за леса. Пустив коня шагом, кутаясь от утренней свежести в расшитый золотом отакийский плащ, Мышиный Глаз вглядывался в измученные лица переселенцев — женщин и детей. Никудышные работники, к тому же их нечем кормить. Из мужчин одни старики. Молодые убиты, кто остался — жалкое зрелище. Часть перемрёт по дороге, выживших ждёт собачья жизнь. Не таким советнику виделся приход нового правителя.

Тогда на корабле он просил дать шанс разорённой и измученной междоусобицей стране, неплохо изученной им за два года войны, позволить принять королеву не как завоевательницу, как спасительницу.

— Волка не волнует мнение овец, — услышал отказ. — Мне ни к чему узы с самозванцем, претендующим на моё.

— Люди устали от войны. Брак лишь предлог позволить им полюбить вас. Так вы по праву обретёте титул великой объединительницы Сухоморья и полюбите этот народ. — Советник тщательно подбирал слова убеждения, в глубине души понимая, что все попытки тщетны.

— Неужели вы любите людей больше, чем любит их Бог? — спросила она.

— Если бы было так. Но я знаю, ваше величество, любовь часто помогает в политике.

Отакийка была непреклонна:

— Народ — трава, власть — ветер. За что мне любить геранийцев? Они с готовностью забыли о моём существовании. Смолчали, когда самодур Хор убил моего отца, разорил мой дом, решил поживиться на моей земле. Неудивительно, что этот гнусный народец присягнул самозванцу. Не нуждаюсь в рабской любви. Ненадёжная вещь. Достаточно молчаливой покорности и смирения, к которому они привыкли.