Читать «Создатели и зрители. Русские балеты эпохи шедевров» онлайн - страница 21
Юлия Яковлева
«Я люблю балет за его постоянство. Возникают новые государства; врываются на сцену новые люди; нарождаются новые факты; изменяется целый строй жизни; наука и искусство с тревожным вниманием следят за этими явлениями, дополняющими и отчасти изменяющими самое их содержание — один балет ни о чем не слышит и не знает. ‹…› Балет консерватор по преимуществу, консерватор до самозабвения». Это еще одна любимая цитата советских балетных историков.
Салтыков-Щедрин добавил ее в статью в 1868 году, когда стало ясно, что многие в обществе от «вопросов» уже порядком устали. В малиновом зеве театра, среди балетных русалок и наяд было так приятно забыться, зажмурить глаза, утомленные бесконечным коловращением «новых государств», «новых людей», «новых фактов». По-человечески это очень понятно. По этическим и гражданским меркам 1860-х — недопустимо.
В первом варианте «Программы современного балета» равно примечательны пассажи о «мужиках», которым балет был бы непонятен, не нужен и вообще не умел про них рассказывать. В сущности, эти «мужики» тоже были своего рода «толстым веслом» русской публицистики 1860-х: общепринятой условностью. Потому что мужики обычные, без кавычек, не только «Современника» и «Отечественных записок» не читали, балетов не смотрели, но и вообще грамотой не владели.
Но в своем глазу, как известно, бревна не видно, не то что бутафорского весла из балета «Наяда и рыбак».
Некрасов и балет
В предуведомлении к первой, неопубликованной редакции «Программы современного балета» Салтыков-Щедрин обронил важное слово: «стыд». В том смысле, что у балета его нет. «И до сих пор он с непостижимым нахальством выступает вперед с своими „духами долин“, с своими „наядами“, „метеорами“ и прочей нечистою силой». А «выйти на реальную почву» отказывается.
У Некрасова есть стихотворение, которое называется «Балет» (1866). И оно как раз о стыде.
Сперва герой в зрительном зале. Он рассматривает публику и ужасается: все, юные и старые, знатные и выскочки, красавцы и уроды, все обезумели в погоне за богатством и высоким социальным статусом (или его имитацией, что еще труднее), задушены долгами и залогами, и все на продажу. В балете ищут забвения, хотя бы эротического, но отпускает напряжение далеко не всех. Так проходят два действия.
А в третьем выходит Мария Суровщикова-Петипа. Балерина, красавица, жена хореографа Мариуса Петипа. На ней шелковая рубашка, порты, кушак, мягкие сапожки и кудрявый паричок на прямой пробор. Мария Сергеевна танцует номер «Мужичок» на музыку трепака. Зал у Некрасова взрывается овацией. А герою больно — своими розовыми пальчиками примадонна касается раны:
