Читать «Создатели и зрители. Русские балеты эпохи шедевров» онлайн - страница 11

Роллер и хореограф Перро получили в подарок по перстню с темными топазами. Балерина Варвара Никитина — топазовую брошь. Солистка Анна Прихунова — изумрудные серьги. Солистка Зинаида Ришар — серьги рубиновые. Четырех солирующих наяд тоже не обидели. Снеткова получила брошь. Макарова — фермуар с рубинами. Соколова и Амосова — серьги бриллиантовые.

Близость двора и блеск публики в петербургском балете ощущались постоянно. Они заставляли танцовщиц вести себя как дамы. Но не только это. Благодаря постоянному присутствию двора и блеску зала женская часть труппы подогревалась на медленном огне больших надежд.

4. Люди вокруг балета

В 1860-е этот огонь разгорелся, и кипение началось.

«Никогда до тех пор не видели на дамах таких драгоценностей, никогда до того не принимали артистические подношения таких размеров, никогда не стояло у подъезда театра таких дорогих запряжек, как в те времена, когда Петербург веселился, точно вышедший из-под суровой опеки юнец».

Банки, комиссии, акционерные и кредитные общества, выкупные имения, фабрики, доходные дома, железные дороги — вдруг в воздух взвилось сразу много легких, «бешеных» денег. Благодаря железной дороге еще и ездить в Петербург стало легко. И балет Большого театра стал огромной лампой, на свет которой летели «угорать», как выражались в куплетах петербургские раешники.

Кто тянулся одной рукой за императором, кому хотелось себя показать, кому деньги жгли руки, а кто искал полезных для карьеры знакомств, но зал блестел. «Первый ряд партера занимали главным образом гвардейские офицеры — кавалергарды и конногвардейцы — клавшие свои медные каски или белые фуражки перед собой на барьер, отделявший кресла от оркестра». А бельэтаж был «живой выставкой самых дорогих ювелирных изделий».

Царская ложа оставалась, безусловно, главным предметом внимания. «В театре, где жизнь артистов протекала у всех на виду, они требовали „сугубой тайны“», как вспоминала прима времен Петипа Екатерина Вазем, «начальство всегда было начеку, следя за интересом, проявляемым царем к той или другой артистке, и старалось сделать ему приятное выдвижением ее на первый план». Некоторые дебюты были совсем уж странными, тем более что об очередной фаворитке государь быстро забывал, «отвлеченный кем-нибудь другим», и она возвращалась в безымянное море кордебалета. Но и там не скучала.

На каждом спектакле появление кордебалета вызывало волну в зрительном зале. Вздымались лорнеты и бинокли. «Со сцены ответ. Устанавливался общий любовный ток между сценой и балетоманами, и ток этот, то ослабевая, то вновь напрягаясь, продолжался во время всего действия — прерываясь временами дружными аплодисментами», — вспоминал директор Императорских театров Владимир Теляковский. Личные дела кордебалетных артисток пестрели штрафами за перемигивание и обмен знаками с публикой. Вокруг балета быстро сложилась субкультура балетоманов.

В отличие от веселых юных гвардейцев пушкинской эпохи, увлекавших 15–16-летних балетных девочек в первые эротические приключения, в отличие от восторженных студентов, выпрягавших лошадей из коляски суперзвезды Фанни Эльслер и тащивших экипаж на руках, балетоманы второй половины XIX века были, как правило, людьми немолодыми, хорошо устроенными и не проказничали. В балете они искали и находили содержанок — а также общество себе подобных.