Читать «Повесть, которая сама себя описывает» онлайн - страница 18

Но не скоро. И может, ей по морде при следующей встрече, чтобы не расслаблялась? Пускай трепещет, неверная! Нет, отставить по морде, дурак. Много чести. Она еще подумает, что он и правда там типа ревнует или что. Что он — ее парень. Нет-нет, вообще поменьше разговаривать с ней. Привести бы ее домой к себе — вот она упадет.

Ага! Молодец! Домой. Давай!

Ладно, потом обдумать получше, что с ней сделать, а пока не до сук. А пока пришлось возвращаться в вонючий гастроном и снова покупать пузырь. Опасаясь (а втайне и надеясь) встретить еще кого-нибудь, кого опять придется поить, Стива купил два. Но никого не встретил. (И слава богу, между прочим, потому что с бабосами было очень и очень плохо.) Так и получилось, что у Стивы с собой оказалось вместо одной две с половиной бутылки водки.

Итак, настроение у него было великолепное, и в трамвае реально было прикольно. Стива беспрестанно вертел головой. А за окнами было еще прикольней. В каком же дерьмище мы живем! Не будем говорить о самом памятнике Председателю Общества Чистых Тарелок. Вот нарочно не будем, потому что, во-первых, эти разговоры наказуемы, а во-вторых, для свердловчан эти шутки давно стали трюизмом, а иногородние едва ли поймут, не зная поз и взаиморасположения памятников. Что там Ленин, сверху обосранный, кричит обосранному сверху же Свердлову и о чем происходит у них обоих, хрен с ними обоими, разговор с четырежды обосранным со всех направлений Сергеем Мироновичем Кировым-Оглы.

Сразу от площади трамвай со Стивой с мерзким дребезжанием проехал через так называемую улицу Жукова, а оказывается, что и на самом деле через улицу Жукова.

Но — вот кстати! — гораздо до Жукова он проехал мимо Ленина-семнадцать. А многие даже не знают, что это за адрес такой. Кремлевский дворец горисполкома все знают, новенький, скребущий небо «Член партии», где витает в облаках обком, все знают, а главное место профаны не знают. Оно им не надо. Какой им КГБ! Для этого быдла верхом устрашения есть и будут отделения милиции.

А потом были из его младенчества стойкие кирпичные солдатики. Был Валерик некогда маленьким и вот узрел в архитектурном излишестве старого и дряхлого дома очертания стойких кирпичных солдатиков. Этакие небольшие арочки в ограде, крест-накрест перекрещенные кирпичными диагональками, как будто ремни крест-накрест на груди у героев 1812 года. А над арочками веера кирпичей, как будто бы кивера. Очень это маленькому Валерику тогда понравилось, так что и сейчас Стива смотрел на солдатиков не без смутного удовольствия, хотя в общем и целом он был сторонником всеобщего и полного очищения города от всей этой ветоши, дичи и гили, что какой-то дебил когда-то назвал «памятниками архитектуры». И дебил, вероятно, был высокопоставленный, вероятно, какой-нибудь Ленин или типа того, раз все это говно до сих пор «охраняется государством».

Потом стала улица Жукова.

Вот потому-то и кстати было то, что предварительно проехали мимо Ленина-семнадцать: как напоминание. Стиве сказывал один сучара антисоветский, что эта улица называется «Жукова» негласно, чуть ли за такие слова могут по головке не погладить. А попинать. По головке-то попинать, — ой, блин! Стива поежился, в жопе стало щекотно и суетливо, и он опять посмеялся. Каков каламбурчик! Так вот, говорил ему этот подонок, что, когда пятикратно обосранный во всех шести измерениях Георгий Константинович Жуков командовал нашим семижды обоссанным военным округом, он постоянно ездил по городу на коне и всех попадающихся ему на глаза офицеров до генерал-майоров включительно непременно останавливал и подолгу тренировал. До семи раз требовал правильно отдать ему честь, то есть вернуться на пятьдесят шагов, за десять шагов перейти на строевой шаг и отдать честь как положено. При этом крыл бедолагу матом и иногда заставлял отжиматься, а ведь далеко не всякий генерал, да даже и полковник, способен отжаться столько раз, сколько требовалось. Все-таки после войны прошло уже достаточно времени, чтобы слегка заплыть жирком. А ротозеи из числа местных штатских стояли вокруг, и некоторые даже посмеивались не весьма недоброжелательно. Поэтому местное офицерство в массе своей Жукова побаивалось и не очень любило. И поэтому, когда Жуков при большом скоплении вышеупомянутых ротозеев сверзился с коня и расквасил свою каменную морду, многие порадовались. И с тех пор эту улицу стали негласно называть «улицей Жукова».