Читать «Викинг. Ганнибал, сын Гамилькара. Рембрандт» онлайн - страница 23

— Да, но не совсем понимаю.

— А тут и понимать нечего! Погляди туда: рыбка прыгнула вверх. Взмыла в воздух. А почему? За нею гналась другая, более сильная. А ты думаешь, на земле иначе?

— Ты не в духе, Тейт…

— Напротив! — Тейт простер объятия, словно увидел любимого человека, глубоко вдохнул теплый майский воздух. — Как хорошо! И как мне хорошо! — Его глаза светились истинной радостью.

Да, скальд не кривил душой, ему было хорошо. Но откуда же его невеселые мысли?

— Есть и третий закон, Кари: если будешь угождать всем на этой, твоей земле — погибнешь еще раньше этой рыбки, которая выскочила из воды, чтобы уйти от одной пасти и попасть в другую, разинутую еще шире, чем первая. Ты меня понял?

— Нет, — признался Кари.

— У тебя ко мне есть вопрос?

— А любовь? — спросил Кари. — Разве нет ее? А если есть, то разве не смягчает она нашу участь?

Скальд скрестил руки на груди, тряхнул длинными нечесаными волосами.

— Любовь? Сначала в нее надо поверить.

— А ты сам веришь?

— Я?.. Надо сообразить…

Кари сказал:

— Я знаю: меня любит мать. Меня любит бабушка. Меня любят сестры. Я люблю их всех.

— Что же следует из этого? Все это чепуха!

Скальд видел жизнь глазами жестокими. И сердце его казалось жестоким…

— А любовь к девушке? — спросил растерянно Кари.

И тут скальд расхохотался. Он хохотал, подобно лесному сказочному человеку, которому все трын-трава.

Часть вторая

I

Праздник Середины зимы прошел как нельзя лучше. Отец сказал Кари:

— Давно не бывало такого. Это к хорошему.

Пива и браги хватило. Обошелся праздник без ссор. Может, потому, что зима выдалась снежная, с метелями и мало было посторонних — одни близкие соседи.

Впрочем, еще задолго до праздника появился некий охотник. Он спустился с гор и остался на зиму в доме Гуннара. Это был работящий, средних лет человек, ровный характером и кое-что повидавший на свете. Звали его Грим. Родом происходил из далекого Финмарка, что на северо-востоке. Носил он русскую пушистую шапку и уверял, что понимает язык эстов. Судя по его рассказам, рыбачил он в северных морях, где полным-полно трески и жирного окуня. Но не это было самым удивительным. Однажды у очага, чуточку хлебнув браги, он поведал историю, которая запала в самую душу Кари. Да и другие слушали затаив дыхание. Хотя нечто подобное кое-кто и слыхал прежде, но скорее почитал за сказку, нежели за истинную правду. А Грим уверял, что каждое его слово — чистая правда. Готов, мол, отвечать за все головой. Поскольку рассказ Грима запал в душу Кари, следует привести его дословно.

— Сказывают, — говорил Грим, — будто есть на свете прекрасные земли… Я познакомился на острове Аласте с одним моряком по имени Одд Деревянная Нога. У него ногу отшибло бревном, которое свалилось на него во время шторма. А бревна везли Одд и его друзья из Финмарка на свой остров. С тех пор он сидит дома и ловит рыбу в речке. Перед самым прошлым праздником Середины зимы он сказал мне: «Слушай, Грим, вот гляжу я на тебя и порой диву даюсь: что ты влачишь жалкое существование на наших голых скалистых берегах? Будь я в твоих годах, с твоими крепкими ногами и могучей шеей, давно бы поплыл в прекрасные земли». Так сказал мне Одд Деревянная Нога. Сидели мы с ним перед очагом и пили брагу. Язык у него развязался, у меня шумело в голове, и речи его были приятны. Брага была хмельная и располагала к болтовне всяческой. «Ты это хорошо придумал, — говорю, — насчет прекрасных земель. Но кто пустит к себе? Надо идти в гости или с товаром, или с мечом». — «Верно, — соглашался Одд Деревянная Нога, — если ты говоришь о стране бургундов, франков или готов. Или о стране кесаря. Но есть прекрасные земли, где трава — по пояс, лесов — предостаточно, и они у самого берега. Форель, треску и гольца бери голыми руками. А людей не видно, не с кем даже повоевать…» Я подумал, что это говорит не Одд, а скорее брага, которая язык развязывает, а в голове порождает приятные картины, в том числе и траву, которая по пояс, и лес, сбегающий к самому береговому песку. Я говорю: «Одд, утром мысли свежее и голова служит лучше…» Одд Деревянная Нога рассердился было. «Я, — говорит, — и утром повторю тебе то же самое. Ты думаешь, я пьян? Просто даю тебе хороший совет на тот случай, если ты вздумаешь пожить по-человечески». Тут мы снова выпили в знак примирения. Одд Деревянная Нога перечислил по именам всех своих родичей — живых и мертвых, повторяя: «Разве я пьян?» Потом он сказал, что если сесть на приличный корабль, который из дуба и построен на славу, у которого крепкий прямоугольный парус, и прочная мачта, и тридцать весел, и плыть на запад, все на запад, то можно приплыть в страну сплошь зеленую. Недаром она зовется Гренландией. Если, прибыв в Гренландию и отдохнувши как следует, поплыть дальше на запад, а после круто на юг, то попадешь в страну, где много винограда. Она — за лесистой страной, именуемой Маркланд. Вина на Маркланде — хоть залейся. И нет над тобою ни ярлов, ни херсиров, ни тщеславных грабителей-конунгов и прочих негодяев. Ты сам себе полный хозяин: хочешь — лежи на боку и ешь виноград, а хочешь — лови себе лососей и бей в лесу оленей. Попадаются в той стране низкорослые люди, а есть краснолицые. Но с ними всегда можно договориться — это тебе не наши ярлы или конунги. Я спросил Одда: «Только что выслушанный рассказ — это сущая правда или нечто вроде сказки?» Он ответил: «Я это слышал от многих достойных людей». Сам он не плавал в те края по причине этой самой деревянной ноги, но говорил, что непременно поплыл бы, если был бы здоров, как некогда. И он сказал почему: «Разве это жизнь — среди голых скал и кровожадных ярлов и херсиров, каждый из которых мнит себя конунгом? Здесь надо или самому разбойничать, или жить впроголодь». Так говорил Одд Деревянная Нога. Он это повторил и позже, когда протрезвел.