Читать «...И другие глупости» онлайн - страница 5

Мурка у нас — вся порыв. Мурка одновременно моет голову, говорит по телефону, звонит, ест, читает, шпыняет нас с Мышкой, выбегает из дому, бежит к метро, забывает дома сумку с ключами, бежит обратно, читает лекцию, забывает, что уже прочитала, читает еще раз, спохватывается, обнаруживает, что у нее сидит английская группа, а совсем не группа по психологии, переключается на английский, выбегает с лекции, бежит в театр и там сидит на первом ряду, засыпая в самых драматических местах и всхрапывая. Мурка — большой педагог. В питерском университете культуры она читает лекции по психологии и преподает английский. Английский она никогда не учила, а по психологии закончила ускоренные курсы, после которых слегла с нервным стрессом и требовала у врачей, чтобы они выслушивали всякую ерунду про ее детство, после чего она, Мурка, будет им говорить, как ее лечить.

Мышка у нас — вся покой. Мышка полдня загружает стиральную машину, а потом полдня думает, как будет чистить к ужину картошку. Мышка — домохозяйка. Иногда ей хочется дать пинка под зад, чтобы она энергичней двигалась по жизни. Но Мышке энергия ни к чему. Ей и так хорошо.

С Мышкой у нас общие детские воспоминания. Помпоны на цигейковых шубах. Гипсовый пионер с горном во дворе. Пошли в дом семь! Будем с горки кататься! Спускайся на второй этаж, посидим на подоконнике, я тебе расскажу, как целовалась с Вовкой из 5 «Б». Подоконник был широкий, как раскладной диван, а мы маленькие. Мы забирались на него с ногами и утыкались носом в стекло. За стеклом своей негритянской жизнью жили негры. Негры ели, пили, раздевались, качали детей и танцевали свои негритянские танцы. Там, в доме напротив, располагалось какое-то общежитие. Штор негры не задвигали, и мы думали, что они едят, пьют, раздеваются, качают детей и танцуют свои негритянские танцы специально для нас. Мы тогда не знали, что они не негры, а африканцы. Мы тогда много чего не знали. Знали только, что сидеть вдвоем на подоконнике, уткнувшись носом в негров, — лучшее занятие на свете. Потом помпоны кончились, и горки, и негры, и Вовка из 5 «Б» куда-то испарился, а Мышка — нет, не испарилась. Получается, что она мне досталась в наследство от детства. Ничего у меня от детства не осталось. Только родители и Мышка. И у нее тоже — только родители и я. Когда мы учились в седьмом классе, мои родители поменяли квартиру, и мы с Мышкой разъехались в разные концы Москвы. А через несколько лет встретились снова — взрослыми тетеньками, от которых давно со всех ног убежала первая любовь. Вторая, впрочем, тоже. Мы с ней столкнулись в метро, и в первое мгновение я Мышку даже не узнала. Она всегда казалась мне ужасно взрослой, быть может, потому, что говорила чуть-чуть руководящим голосом. А тут передо мной стояло крошечное существо с пушистой одуванчиковой головой.