Читать «Тонкий шов (сборник)» онлайн - страница 48
Сид Чаплин
— Я помню, как старик павлин упек моего папашу на два месяца за охапку планок, — сказал он. — А вообще это был он, а не она.
— Кто?
— Да твоя павлиниха. У птиц яркое оперение бывает у самцов.
— Правда? — удивилась она. — Всегда думала, что она самочка. Чтобы самец был так разукрашен!
— А сам майор? — спросил ее муж, Вилли. — Тоже любил покрасоваться. Что на своем вороном битюге, что в суде. Сделайте так, переделайте эдак! Павлин расфуфыренный.
— Когда все это было, Вилли.
— Теперь наше время пришло, — сказал он. — Их давно нет; ладно, но я до смерти не забуду тот день, когда папаша вышел из тюрьмы. — Он махнул рукой в сторону уродины из красного кирпича, которую он воздвиг на задворках майоровой усадьбы. — Видит бог, мне есть чем гордиться. Но однажды я расплачусь за обиду сполна: откуплю их дом и сровняю его с землей. А до этого не успокоюсь.
Она знала, что спорить с ним напрасно. Ему не важно, что майор умер, что дети разъехались, а дом обветшал. На доме теперь сосредоточилась вся его ненависть. Она смутно чувствовала, что эта ненависть покушается на принадлежащее лично ей. А когда дом сровняют с землей, его ненависть устремится на что-нибудь еще. Не случайно, что и в ее мыслях этот дом занял главное место.
В своем собственном доме, среди полированной мебели и безделушек, она чувствовала себя как в тюрьме, и майоров дом был пристанищем ее мечты, которую питали полузабытые воспоминания о крокете и чае на лужайке, об элегантных дамах и прелестной детворе и, конечно, о распущенном павлиньем хвосте, словно драгоценного шитья гобелен, трепыхавшем на солнце.
Он ощупал верх стены знающими руками строителя.
— Кто увидит и кому какое дело, если ты сходишь посмотреть, — пробормотал он себе под нос.
— Частное владение.
Не слушая ее возражений, он сходил за кувалдой и ломиком. Сначала выпал карнизный камень, потом подалась замшелая кладка.
— Полезай.
Она замотала головой.
— Не дури! — прикрикнул он.
— А если поймают?
— Не поймают, — сказал он и подтолкнул ее в пролом. С земли дом за частой сеткой ветвей смотрелся зловеще. По-недоброму сверкал зрачок-розетка в переплете слухового окна, словно господь бог испепелял ее взглядом.
— Давай-давай, красавица. Не робей, — подбадривал он, хотя сам не тронулся с места.
— А ты? — подпустила она шпильку.
— Мне и отсюда видно, — по-детски вывернулся он. Она-то знала — он боится. Для него старый майор еще ходил по земле. Путаясь в высокой траве, она подошла к зарослям крапивы, откуда несло затхлостью и гибелью.
— Ну, что еще?
— Крапивы боюсь.
— Пригни ее — вон палка хорошая.
Мужчина пошел бы вперед, проторил тропку, он бы подал руку, пронес на руках. Этот мужчина был другой.
Раньше здесь был фруктовый сад. Теперь он одичал и зачах. Дальше еще хуже: огород заглушили сорняки, лужайкой для крокета завладели мартышкины хвосты, через розарий было не продраться из-за буйно разросшихся и перепутавшихся колючих лиан. Террасная стена грубой кладки рухнула, аллея была усыпана битым стеклом из теплиц. Огромная виноградная лоза стучала мертвыми сухими плетями. Никакого павлина не было в помине, даже перышка после него не осталось.