Читать «Последние дни атеиста» онлайн - страница 2

Наталья Росина

Так до конца своей жизни он и не смог простить эту бесстыжую самку, называющую себя его женой, которая решила, что имеет право рожать ему детей без его на то воли. Дочь, которую так и не признал, он видел всего два раза. Первый раз — на пороге своей квартиры. Только несколько секунд. Даже не запомнил лица. Она пришла к нему после смерти своей матери — его жены. Они так и не оформили развод. И дочь, опять-таки без его на то воли, носила отцовскую фамилию.

— Я ваша дочь, Нина, — выговорила она с волнением.

— У меня нет детей, — сказал, как отрезал, и захлопнул перед ней дверь.

Второй раз дочь пришла к нему в больницу. Он лежал с холециститом, и ему требовалась операция. Она предложила ему свою помощь, он отверг ее, сказав, что не принимает никакой помощи от посторонних людей…

— Петрович, может, супчика поешь тепленького? — наведалась к умирающему сердобольная соседка.

— Ты что не видишь? Кончаюсь я! — Ответил он ей, не поворачивая головы и продолжая лежать, как покойник, со сложенными на груди руками.

— Да Господь с тобой! На здоровье-то ты вроде бы не жаловался.

— Я так решил. Это моя воля.

— Только Бог знает, кому и когда умирать.

— Не говори мне о своем Боге! Я ничего не хочу о нем слышать!

— Да ты бы хоть перед смертью Его призвал. Все же помирать легче будет. Бог милостив, авось примет твою грешную душу.

— Замолчи! Замолчи! Замолчи! — Он закрыл уши руками и замотал головой.

— Свят-свят-свят! — Закрестилась соседка. — Давай хоть в квартире уберусь, а то у тебя тут уже нечисть всякая прижилась. Глянь, какая паутина!

— Уйди, старая ведьма! Мне ничего не нужно…

— Может, хоть дочери позвонить? — Не унималась соседка. — Все-таки родная кровь. Не хорошо помирать не простившись. Не по-божески.

— Нет у меня никакой дочери! Убирайся вон! Вон!

На дворе разгоралось лето. Яркое и звонкое. А он лежал и ждал смерти. Ждал, когда темнота поглотит его, скроет все, что ему так ненавистно. И не останется ничего, даже воспоминаний. Возле кровати среди шелухи от орешков, яичной скорлупы и апельсиновых корок лежал вывалившийся из тумбочки фотоальбом. Старые фотографии рассыпались по полу. Пожелтевшие от времени, как и его лицо. Но на них он молодой, улыбающийся, довольный собой. Старик потянулся, сгреб рукой фотографии и принялся их разглядывать.

Вот он после защиты кандидатской. А здесь уже доктор наук. Это он на банкете по случаю вручения ему правительственной награды. А это с Лидочкой в Гаграх… с Люсей в Марселе… с Галкой в Палермо…

— Какая бессмыслица, — думал он, — вся человеческая жизнь. Будут ли его помнить после смерти те, с кем он делил мелкие радости жизни?

Он представил себя на собственных похоронах, в дорогом гробу из красного дерева, которым заблаговременно обзавелся. Темно-синий твидовый пиджак хорошо сидит в плечах. Напудренное лицо, такое же строгое и гордое, как при жизни. «Мы хороним достойного человека!» — произносят надгробную речь. Проводить его в последний путь пришло полно людей, все они не помещаются вокруг могилы, но каждый стремиться подойти поближе, чтобы лучше разглядеть покойника. «Он был незаурядным деятелем науки…» — говорящий напряженно думает, чтобы еще хорошего сказать об усопшем. Не многие удостаиваются такой чести! Но это лишь слабые отголоски той славы, которую он имел при жизни. Цыпленок съеден, но запах остался, он все еще щекочет ноздри, однако от него нет никакого толку.