Читать «Броневые отвалы» онлайн - страница 12
Алексей (Романов, Пётр Алексеевич) Платонов
В реве, в клекоте — корчилась.
Ариша как пала башкой на руки на стол — так и осталась. Телом счуяла Олькину боль. И только челюсть горела, словно в крапивном ожоге.
А Ольга с ревом звериным уже валялась в ногах. Ноги Аришины сквозь поцелуи в истерике грызла. Клялась звериной тоской, причитала:
— Стыд мой, Рина. До гроба!
— Рина, веточка, сон.
* * *
Ариша к Шкорину. Предупредила:
— Грязная я. От меня ты, Ванечка. От кого и не ждал. Убей меня лутче.
Прогнал ее от себя. Скрывал болезнь от товарищей. Но с ним видалась на общих приемах во «вренелогическом». И виновато ему улыбалась.
Болезни ходу не дали. Оправилась быстро. И к ремеслу не вернулась.
Была голодна, запущена.
Василий рассказывал:
— И вот, Ариша, теперь мы живем. Совхоз угробили. Хлебища не пожираем. Паек нам Аровский дали.
— Науку глыбаем, как водокачка. Растем.
— Чего не заходишь?
Шатались до позднего.
На Аришу и раньше поглядывал. Еще в общежитии. Да боялся Ванюшки.
Теперь узнал.
Ариша скрыла только об Ольге. Что Шкорин захварывал. О себе даже это сказала.
Васек дивился:
— Гляди-ка, а на собраниях первый кругом вылезает. Зудит как кишка. Глаза закроет, руками как граблями. И орет, и орет.
— А мне, Васек, и работать нельзя. Есть такие крысачки. Им все равно. Только чтобы в потемках. И не могу я. Человека мне жаль. У него, может, дети.
Васек перебил:
— Знаешь что: уезжай-ка в деревню. На билет соберем.
Через неделю зашла в общежиловку.
Вышло так, что Шкорин уехал за день до того, испугался, что суд из товарищей, возбужденный Василием, ославит и исключит.
Опять Василий рассказывал:
— Это за то ему, что котовал. У нас хотя не мундир, а пролетарская честь поважнее.
— Напрасно, Васек, ты. Я сама прилепилась. И деньги, были деньги — давала. Рада была помочь.
Ее назад не пустили. Жила с ребятами дружно. Одевку дали, кое-чего. Таскали на лекции.
За книги сразу взялась. И главное — чуяла, не презирают.
Искали Ринке работу.
* * *
На повторном приеме в Венерологическом врач сказал убедительно:
— Из Москвы не советую. В провинции плохо поставлено. В деревне и вовсе. Тем более — может открыться. Погибнете.
И стало зябко Арише. Какое ж это лечение? Ровно туман. Будет не будет. Гадай.
Спустилась в холод к пруду. Стояла долго у дерева. Улыбнулась зарубкам, что вырезал Шкорин:
Июнь 17.
Мы здесь любили.
Ар. — Ва.
Дерево гроздьями мокрых коричневых листьев плескалось в пруду. Столетний ствол накрененный дрожал.
Вспоминала, как в санатории тосковала над речкой.
Встал Степан перед глазами. Ариша Шкорину даже не рассказала о том, что ребенка Степана она убила абортом. Расход тужуркой покрыла. А вот Степана она увидала сейчас именно в ней. Желтая, как апельсин.
И ребенка она приняла, видать, за несколько дней до прихода «дворянки».
— Живет, должно, на хлебах-то Степановых.
Стало злоботно, муторно.
Вспомнила, как три месяца взад утопилась здесь «Копчик». Интеллигентка. Гимназию кончила. Когда свихнулась — хотела идею какую-то. Чернотой похвалялась. Что-то про революцию брякала. Носилась с женским вопросом.