Читать «Несносная Херктерент - 3» онлайн - страница 5
Владимир Юрьевич Чистяков
— Для кого этот дворец изначально строили?
— Не знаю, не думала, что за МИДв ещё и такой числится.
— Мне кажется, в нём никто никогда не жил. Мы первые.
— Всё может быть. Такой стиль перед Великой войной архитекторы любили. Богачи с шальными деньгами выделывались как могли — шли бы особняк такой, какого ни у кого нет. А тут война… Состояния на крови только так делались, терялись не с меньшими скоростями. МИДв да Министерство Государственного имущественного на пару ещё в конце войны стали скупать все эти недострои да долгостроии. В клиники переоборудовали, самые роскошные — в музеи да гостиницы. Где просто хранилища императорских коллекций. Тут явно музей Великого века начинали делать, да забросили. Из-за войны или ещё почему — не знаю.
Коатликуэ сидит на полу лицом к двери. Закрыв глаза, гладит смутно знакомое странное изделие из чёрного с красными вкраплениями, камня.
— Ты чего?
Сжав камень, девочка резко открывает глаза.
— Ничего. Думаю.
— Это что у тебя? — Марина довольно резка. Лезет в голову история с самолётиком-кулоном Софи и бешенством отца, принявшим машину совсем за другой символ.
— Бодронское сердце. Случайно узнала, тут есть коллекция их вещей. Показали. Разрешили кое-что взять посмотреть.
— Зачем это тебе?
— Понять пытаюсь. Их. И себя. Бодроны так походили на тех, кто поклонялись той, чьё имя я ношу. Вырывали сердца. Приносили в жертву пленных. Не боялись боли и легко лили свою и чужую кровь. Их также были сокрушены пришедшими издалека.
Даже песни о гибели великого города сочинили похожие перед тем как растворится в вечности.
— «Дома стоят без крыш, а стены их от крови красны». Эта?
— Да. Понять пытаюсь, какими они были. Чем жили, о чём мечтали. Знаешь, один обычай совпадал в обоих мирах. Умершая при родах женщина почиталась наравне с павшим воином.
— Ты не молиться своей тёзке собралась? — Марина лихорадочно перебирает в уме признаки запрещённых и разрешённых культов, пытаясь сообразить, не примкнула к какому Коаэ, и если примкнула, то где и когда?
— Нет. Это мама что-то такое иногда. А я — нет. Есть что-то в этих изображения. Тех, что жили не здесь было намного больше пришедших. Но у них была сталь, у них были лошади, был пушки. И они не смогли, оставив не слишком добрую память, да орла на кактусе со змеёй в клюве на гербе государства.
Жившие здесь. У них была сталь, была конница, их было больше. У пришедших тогда ещё не было пушек. У них была ярость. Была сила. Они презирали смерть…
Не могу понять, почему пали одни. Почему вознеслись другие. Бодроны рвали сердца, их противники вспарывали животы побеждённым и на их глазах ели сырую печень.
Кем были те, от кого происходим мы? Героями? Чудовищами? Или и тем и другим сразу?
— Тебе не живописи учиться надо, а философию изучать.
— Ты ведь и сама философов немало читаешь. Ибо мир надо познать, чтобы понять, почему он такой, а не иной.
— Он несправедлив, и его надо изменить.
— Вот только, кто знает как?