Читать «Перстень Григория Распутина» онлайн

Пролог

17 ноября 1916 года. Санкт-Петербург

– Батюшка, там Дуняша пришла, говорит, бабушке опять плохо, – заглянула в комнату к старцу Григорию дочь Матрена.

– А чего ж не проходит? Веди, – отрываясь от чая, велел Григорий Ефимович. Плечистый, в темной простой рубахе, с воспаленными от бессонной ночи глазами.

– Посетителей много, не пускают ее, я и то еле протиснулась, когда домой сейчас шла, – пожаловалась Матрена, выходя из комнаты. – Надо бы перестать всех пускать без разбору. А то ведь стоят, вроде с виду человек порядочный, а потом возьмет и пакость какую-нибудь про вас в газете напишет, и еще и наврет с три короба.

– Оставь их. Дуню веди, – не послушал, как всегда, отец, и, вздохнув, Матрена выскользнула из комнаты.

– Тятенька! – Дуня, невысокая, тоненькая, гибкая, как ивовый прутик, с огромными васильковыми глазами, упала перед Григорием Ефимовичем на колени, целуя его руку и прижимаясь к ней щекой так крепко, словно надеясь раствориться, спрятавшись в старце от бед мирских.

– Ну, что ты, что ты? – гладил ее по голове тяжелой мягкой рукой старец. – Что всполошилась так?

– Бабушке плохо, боюсь, помрет. Я с ней Митюшу оставила, а сама к вам.

С Дуней Григорий Ефимович познакомился, как только на квартиру въехал. Она с бабушкой и братишкой в том же доме проживала, только во втором дворе, в маленькой квартирке в две комнаты. Родители ее померли один за другим, и года еще не прошло, вот они и бедствовали со старой бабкой. Отец Дунин портным был, много денег при жизни не скопил, а тут еще бабушка расхворалась. Дуне пришлось ученье бросить, искать, где бы на кусок хлеба заработать. По людям сиротка перебивалась, где полы помоет, где белье постирает. Вот Григорий Ефимович ее и разглядел, приласкал, бабушку полечил, а Дуняша от такой ласки и доброты как к отцу родному к нему потянулась. Григорий Ефимович через хороших людей и на работу ее определил в модный Дом Гиндус, один из лучших в Петербурге, да и сам не забывал – когда деньгами поможет, когда одежку младшему справит, обувку обоим. И Матрена с Дуняшей подружились, стали друг к другу в гости заглядывать. Да вот беда, как бы Григорий Ефимович ни старался, бабушка все одно моложе не становилась, возраст свое брал, а Дуняша что, ей едва семнадцать исполнилось, совсем девчонка, тяжело да страшно одной с братишкой остаться.

– Не плакай, ну? Слышь, что ли? Сейчас пойдем. А только недолго уж ей осталось, Господь скоро призовет, – ласково-печально проговорил старец.

Дуня снова уткнулась Григорию Ефимовичу в руку, заливая ее слезами.

– Ну, не реви. Не реви. Чай, ни одна, не пропадешь, – утешал ее грубовато Григорий Ефимович. – Мы рядом, а скоро и человек хороший найдется, посватается, к весне жди. Он вам с Митюшкой и защитой, и опорой будет, и кормильцем. Хорошо жить будете, дружно. Верь мне, – гладя Дуню по голове, рассказывал старец. – А вот еще что, – снял он с пальца большой, массивный перстень с камнем. – Возьми-ка благословение мое. Как венчаетесь, мужу подари. Он вас всех хранить будет, все напасти с моим благословением переживете. А скоро их будет столько, земля от ужаса загудит, – с тяжелым вздохом проговорил Григорий Ефимович. – Бери вот. На пальце не носи, незачем, на шею, на шнурке повесь, чтоб не завидовали. А теперь пойдем к бабушке.