Читать «В сторону света» онлайн - страница 2

В памяти возникает салон автомобиля «Победа». Сижу ребёнком на заднем диване машины и придерживаю руками две фляги с помоями. За рулём отец. Везём корм поросятам, которых завели у бабушки в частном дворе. Свиньи — животные смышлёные, прекрасно дрессируются. Весь околоток любил наших хрюшек, которые на бис с удовольствием исполняли весь собачий набор от «сидеть» до «апорт». Вот и возили мы нашим импровизированным циркачам корм из ближайшего детского сада — всё, чем привередничали тамошние дети.

Едем. Во флягах мерно плещется сносное пойло, ударяя кусками размокшего хлеба о стенки. Смотрим, наш дядька стоит у дороги — автобуса ждёт. Грех не подбросить. Садится на переднее сиденье возле отца, а я ему с ходу:

— А вы, наверное, помои есть не будете?

А он машинально:

— Почему?

— Да они с луком, — отвечаю.

Надо сказать, что отец едва удержал руль — нас обоих одинаково трясло от смеха.

* * *

В начале девяностых стало совсем плохо с реактивами для фотографий. Мы каким-то чудесным образом раздобыли телефон человека, способного продать трёхсотметровые бобины с военной фотоплёнкой. Скинулись, купили. Доставали с большим трудом порошки: фенидон и гидрохинон. На аптекарских весах по особым рецептам вывешивали зелья — готовили мягкие, контрастные проявители.

Зарядить с бобины кассеты на 36 кадров было особым мастерством. Полная темнота. Засветить разом всю плёнку — дело нехитрое, но смертельно нежелательное. По правую руку в ряд — катушки, бобина — на коленях, ножницы — под коленом. Всё на ощупь. Прильнёшь языком к краю ленты — прилипает к языку. Ага, понятно! Это сторона внутренняя — ракорд надо этой стороной ставить. Руками берёшь плёнку только за края перфорации, иначе отпечатаешь пальцы на изображениях. Режешь в темноте, потами исходишь.

И прятали друг от друга «кровянку», когда у коллег депрессии случались. «Красная кровяная соль» — это порошок, используемый для осветления негативов или отпечатков. Содержала цианистый калий. Поэтому иногда прятали от греха.

* * *

Как много может подарить хороший снимок: и радости, и сентиментальной грусти. Спасибо каждому, кто снимает. Спасибо тем, кто любит и дорожит фотографией!

* * *

«Оренбург — совсем европейский город, и притом премилый, даже красивый, — отмечал Владимир Кигн-Дедлов. — Лучшая его часть вся застроена приветливыми каменными домами в два и три этажа. Много казённых зданий. Два корпуса, институт, больницы, присутственные места таковы, что их не совестно было бы поместить и в Петербург… Громадные гостиные дворы, где самое настоящее купечество торгует какими угодно товарами: от подержанной мебели до шёлков и бархатов. Несколько типографий, местная газета, афиши, объявляющие о приезде оперной труппы, которая оказалась вполне приличной, — чего же вам ещё!.. Я сразу воспрял духом и принялся усиленно знакомиться с Оренбургом. Чем больше я знакомился с ним, тем больше он мне нравился. Азиатские его черты, которые до того наводили на меня уныние, теперь только прибавляли прелести и новизны».