Читать «Васса Железнова (сборник)» онлайн - страница 153

Максим Горький

– Какие речи? – сказал Резников. – Зачем разговоры? Сошлись повеселиться…

– Нет уж, ты оставь, Фома Игнатьевич…

– Лучше выпей чего-нибудь…

– Выпьем-ко! Ах, Фома… славного ты отца сын!

Фома оттолкнулся от стола, выпрямился и, все улыбаясь, слушал ласковые, увещевающие речи. Среди этих солидных людей он был самый молодой и красивый. Стройная фигура его, обтянутая сюртуком, выгодно выделялась из кучи жирных тел с толстыми животами. Смуглое лицо с большими глазами было правильнее и свежее обрюзглых, красных рож. Он выпятил грудь вперед, стиснул зубы и, распахнув полы сюртука, сунул руки в карманы.

– Лестью да лаской вы мне теперь рта не замажете! – сказал он твердо и с угрозой. – Будете слушать или нет, а я говорить буду… Выгнать здесь меня некуда…

Он качнул головой и, приподняв плечи, объявил спокойно:

– Но ежели кто пальцем тронет – убью! Клянусь господом богом – сколько смогу – убью!

Толпа людей, стоявших против него, колыхнулась, как кусты под ветром. Раздался тревожный шепот. Лицо Фомы потемнело, глаза стали круглыми…

– Ну, говорилось тут, что это вы жизнь делали… что вы сделали самое настоящее и верное…

Фома глубоко вздохнул и с невыразимой ненавистью осмотрел лица слушателей, вдруг как-то странно надувшиеся, точно они вспухли… Купечество молчало, все плотнее прижимаясь друг к другу. В задних рядах кто-то бормотал:

– Насчет чего он? А? П-по писанию, али от ума?

– О, с-сволочи! – воскликнул Гордеев, качая головой. – Что вы сделали? Не жизнь вы сделали – тюрьму… Не порядок вы устроили – цепи на человека выковали… Душно, тесно, повернуться негде живой душе… Погибает человек!.. Душегубы вы… Понимаете ли, что только терпением человеческим вы живы?

– Это что же такое? – воскликнул Резников, в негодовании и гневе всплескивая руками. – Я таких речей слышать не могу…

– Гордеев! – закричал Бобров. – Смотри – ты говоришь неладно…

– За такие речи ой-ой-ой! – внушительно сказал Зубов.

– Цыц! – взревел Фома, и глаза у него налились кровью. – Захрюкали…

– Господа! – зазвучал, как скрип подпилка по железу, спокойно-зловещий голос Маякина. – Покорнейше прошу – не препятствуйте! Пусть полает, – пусть его потешится!.. От его слов вы не изломитесь…

– Ну, нет, покорно благодарю! – крикнул Юшков.

А рядом с Фомой стоял Смолин и шептал ему в ухо:

– Перестань, голубчик! Что ты, с ума сошел?

– Пошел прочь! – твердо сказал Фома, блеснув на него гневными глазами. – Иди вон к Маякину, лижи его, авось кусок перепадет!

Смолин свистнул сквозь зубы и отошел в сторону. И купечество один за другим стало расходиться по пароходу. Это еще более раздражило Фому: он хотел бы приковать их к месту своими словами и – не находил в себе таких сильных слов.

– Вы сделали жизнь? – крикнул он. – Кто вы? Мошенники, грабители…

Несколько человек обернулось к Фоме, точно он их позвал.

– Кононов! Скоро тебя за девочку судить будут? В каторгу осудят, – прощай, Илья! Напрасно пароходы строишь… В Сибирь на казенном повезут…

Кононов опустился на стул; лицо его налилось кровью, и он молча погрозил кулаком. [Потом] хрипло сказал: