Читать «Командиры мужают в боях» онлайн - страница 96

Иван Аникеевич начал с обхода боевого порядка полка. К нам в батальон он прибыл уже с наступлением темноты и провел у нас почти всю ночь. Пошли в роты. Ветераны части с радостью приветствовали возвращение Самчука из госпиталя, а новички расспрашивали, каков он.

Самчук дотошно осмотрел все блиндажи, поговорил с пулеметчиками и автоматчиками, удостоверился, что они знают секторы обстрела. С особым пристрастием (сам он в прошлом был командиром пулеметной роты) проверил подразделение Самохина. Лично попробовал, безотказно ли действует оружие. Пулеметы работали безупречно, расчеты хорошо знали свои боевые задачи и четко отвечали командиру полка на его вопросы. Иван Аникеевич поинтересовался, всегда ли у Самохина такой порядок.

— Всегда, — ответил я.

Самчук тут же, на огневой позиции, объявил капитану Самохину благодарность.

Похвалил он и Сафронова, командира 2-й роты, за продуманную оборону. Особенностью позиции этой роты была близость к противнику. Здесь все было приспособлено к мгновенному открытию огня. В нишах лежали снаряженные ручные гранаты. В случае необходимости их можно было сразу бросать.

Иван Аникеевич Самчук был чрезвычайно требовательным в вопросах дисциплины, исполнительности, оформления документов. Он учил нас всему и всегда. Помню, меня срочно вызвали в штаб полка. Я как был, так и побежал. Поверх моей ватной стеганки не оказалось ремня.

Самчук недоуменно спросил:

— Где ремень?

— На гимнастерке.

Сделав мне замечание, он назвал это распущенностью.

— Когда идешь к старшему начальнику, должен быть всегда одет по форме.

Я чуть не сгорел от стыда. Урок этот запомнил на всю жизнь, и сам стал ревностно следить за внешним видом своих подчиненных.

Однажды вечером, когда все стихло, над рекой поплыли вихревые мелодии штраусовских вальсов.

Когда музыкальная передача окончилась, послышалась громкая немецкая речь. Это началась наша передача для немецких солдат. В ответ фашисты открыли пальбу, но не активно, без напора. Тогда с нашей стороны небо прорезали хвостатые реактивные снаряды, и в расположении фашистов загрохотали разрывы. Потом наступила тишина. А через некоторое время снова полилась мелодия вальса «Дунайские волны».

Неприятельских солдат агитировали и по-другому.

Однажды в штаб батальона пришел боец лет тридцати, полный, в мешковатой гимнастерке, и доложил, что он, рядовой Пуриц, прибыл, чтобы вести от нас передачи для солдат противника. У него был рупор и текст обращения. Признаться, мы к этому мероприятию отнеслись с недоверием. Однако, поскольку Давид Семенович Пуриц был послан старшими начальниками, его проводили в 1-ю и 3-ю роты, а оттуда — в трансформаторную будку, самую близкую к врагу точку. Пуриц начал по-немецки говорить в рупор.

Фашисты сперва молчали, а потом открыли стрельбу, на которую мы ответили, как обычно, шквалом огня. Перестрелка утихла. Пуриц опять начал свою передачу, и снова повторилось то же самое.

Однако постепенно гитлеровцы стали привыкать к нашей пропаганде и все меньше мешали передачам.