Читать «Командиры мужают в боях» онлайн - страница 54

И попросил нас подумать об этом, так как наступление цепью, по его мнению, улучшает управление движением, дает возможность быстрее сблизиться с противником, что, в свою очередь, уменьшает потери.

Не знаю, как в других батальонах, но мы, подумав, согласились с его доводами и стали учить своих солдат наступать цепью. Ведь до того все надежды возлагались на индивидуальные перебежки, и в военных училищах нас тоже этому обучали. А бой показал, что не всегда и не везде такие одиночные перебежки, или перебежки слева, справа по одному, — целесообразны.

Допустим, Иванов побежал вперед, пулемет дал по нему очередь. Он — раз! — и лег в воронку или в ямку и не смотрит, что там сзади делается, ждет, когда перебежит Петров, а тот убит или ранен. Командир дает Иванову команду: «Вперед!» — а Иванов не слышит или слышит, но не видит, чтобы другие перебегали, и тоже лежит, а время между тем уходит, противник усиливает огонь — и в результате атака захлебнулась.

Нам казалось, будет намного лучше, если по команде отделение станет сближаться с противником цепью, одновременными бросками-перебежками. Командир указывает рубеж, который нужно достигнуть, подает команду, и все отделение перебегает. Да и сама уставная команда: «В атаку, за мной!» — тоже вызывала сомнение. Ведь бывало так. Начиналась атака, немец поливал все вокруг огнем, люди ложились. Их приходилось поднимать, а кто поднимает? Командир или же политрук. Со словами «За мной!» командир поднимался и… становился отличной мишенью для врага. Возможно, это и было одной из причин наших больших потерь в командном составе, особенно в звене от отделения до роты. Взводный командир у нас, можно сказать, почти и не жил. Разумеется, в отдельные, критические моменты такая команда нужна, но возводить ее в степень закона при современном насыщении войск автоматическим оружием — значит лишаться командного состава.

Дни были уплотнены до предела. Приказ № 227 как бы мобилизовал, сконцентрировал энергию и волю людей на подготовке к предстоящим боям, требовавшей неимоверного физического и душевного напряжения. На усталость никто не жаловался.

Поскольку в батальоне обновился личный состав, мы старались во время учебы ближе познакомиться, присматривались друг к другу: ведь предстояло вместе воевать. Этим все сказано. Каждому хотелось дожить хотя бы до того момента, когда мы погоним фашистов назад, увидеть это своими глазами. Я приглядывался к новому комиссару Нефедьеву, а он — ко мне.

В те дни я несколько раз разговаривал с ним по душам. Тимофей Андреевич рассказал мне, что был комиссаром в армейском саперном батальоне, а на передовой быть ему еще не приходилось, если не считать нескольких случаев, когда при установке противотанковых мин к их рубежу прорывались неприятельские танки. До войны работал секретарем райкома комсомола где-то в Мордовии или Чувашии, был женат, имел ребенка. Мы иногда над ним посмеивались, это уже позже, когда он начинал письмо своей жене (ее звали Клавдия, а отчество было или Сергеевна или Степановна) словами: «Здравствуй, дорогая КС…»