Читать «В синих цветах» онлайн - страница 31

На столе, прикрытом темной клеенкой, сиротливо жались друг к другу приговоренные на продажу вещи.

Черный кружевной платок бабушки, рубчатый патефон с грудой пластинок, высокий тонкогорлый хрустальный графин, две большие перламутровые раковины, лакированные туфли-лодочки матери, тонкая, как игла, золотая цепочка Алены с крохотной русалкой из слоновой кости — заветный талисман сестры…

Выставленные вещи, как ни старались, не могли дотянуть до цены за мешок картошки, без которого нельзя было пережить ту зиму.

Сквозь гнетущий жар подслеповатого вечера изредка проступало белое, вымученное стыдом лицо матери. Прокарабкивался из-за двери прерывистый шепот, запах бабушкиного лекарства, придушенный всхлип Алены, жалостливый звон оброненных чайных ложечек…

Детские пальчики той скребли неровными ноготками пригашенную временем брошь с мелкими, замутившимися изумрудами.

— Вот кабы у вас еще сережки в придачу к ней были, — чуть шепелявя, обиженно приговаривала покупательница.

И тогда, девчонисто улыбаясь, бабушка принесла свое последнее сокровище — черный японский халат с плоскими серебряными камелиями…

Девушка с бездумно-лучистыми глазами закончила ритуал обновления ресниц, опустила зеркальце в сумку.

— Ну а эту девчонку помнишь? — пошептавшись о чем-то с Ленкой, Катька протянула Сергею нечеткий снимок.

В крепких сибирских санях, на сенной подстилке лежала малышка с заострившимся старушечьим личиком, грустно пялила на Сергея темные глазищи. Вся, как мумия, перепеленутая старым платком.

— Не узнаешь?.. Ну приглядись получше.

— Нет… Не помню, — вернул ей фотографию Сергей.

— А кого ты предательницей окрестил, помнишь?

— Предательницей? — удивился Сергей, снова взглянув на снимок. — Ее?.. За что же, интересно?

— А помнишь ту ночь, когда… перед эвакуацией еще Паша у нас в палате плясала? Под гармошку губную… Гурум ей аккомпанировал, помнишь?

— Ночь ту… помню. А вот девчонку… Так кто это?

— Гюли, — улыбнулась Катька.

— А за что же я ее в предательницы зачислил? — недоумевал Сергей.

— Вспомни, — настаивала Катька. — Зуб молочный у меня тогда раскрошился. И я его весь по кусочкам проглотила, чтоб от страха не закричать…

Май сорок первого. Да… именно май. Ветер распахнул дверь палаты. Это случилось в мертвый час. С койки Сергея виден лишь небольшой отрезок коридора.

Ее продвижение он услышал слишком задолго до того, как появилась ОНА сама в дверном проеме… Слишком задолго…

Сергей чуть не закричал от нетерпения, бесполезно силясь угадать, кто же с таким выматывающе деревянным скрипом так долго двигается по каменным плитам коридора.

Она оказалась худой как иголка. Две вспотевшие от напряжения няньки передвигали ее костыли. Подвинут один костыль и замрут. Ждут, затаив дыхание, как силится девочка сдвинуть свои мертвые ноги. Лицо изможденное, крохотное, точно из разных кусочков белого пластилина слеплено. Пластилин комкастый — засох плохо. Его веревками стягивали, чтобы слипся. Веревки сняли, а борозды остались…

Она давно устала прислушиваться к закоулкам собственных внутренностей, где что-то последнее живое еще трепыхалось, теплилось, но, бессильное перед катастрофой, уже истаяло, уходило в небытие… Зачем ее ходить заставили? Кто?..