Читать «Секретарь тайной полиции» онлайн - страница 5

Михаил Рувимович Хейфец

Клеточников сразу понял, что суждено ему стать жертвой новой моды в полицейском деле, и покорно учился этому словесному портрету. Целыми днями заучивал Николай Васильевич классификацию носов (нос прямой, нос с горбинкой, нос орлиный, нос греческий), классификацию ушей (прижатые, фигурные, оттопыренные), с одного взгляда пробовал определять рост всех встречных и поперечных согласно мерке, указанной ему начальством (рост большой, средний, низкий). После сдачи первого испытания его познакомили с весьма несложной методикой наружного наблюдения. Попросту говоря, чиновнику показали, как надо следить за «объектом», чтобы тот не заметил преследователя. Приемы сего дела оказались нехитрыми, и Клеточников даже подивился этому. Напоследок ему вручили толстый альбом с фотографиями — предмет особой гордости архивариусов Третьего отделения. В альбоме этом были собраны изображения всех виднейших революционеров, известных полиции. Агенту предложили запомнить лица, занесенные в альбом, и, по существу, на этом его так называемые специальные занятия окончились.

Особое внимание Кирилов обращал на теоретические дисциплины — на знакомство с социалистическими взглядами и с историей русского революционного движения последних лет. «Без этого нельзя войти в полное доверие», — любил повторять шеф агентуры и сам проводил беседы по этим предметам с дебютирующими агентами. Начинал он обычно с весьма поучительной истории Сергея Нечаева, вожака тайной организации «Народная расправа», — истории, случившейся почти десять лет назад.

Нечаев провозглашал: во имя революции подпольщики могут лгать, шантажировать, выдавать нестойких товарищей полиции; во имя революции можно вообще попирать все законы морали и справедливости. Все дозволено! Ибо «цель оправдывает средства».

Вначале, по словам действительного статского советника, тайная полиция всерьез думала: мол, Нечаев — этакий некоронованный монарх подпольщиков и нигилистов, некий духовный отец «революционизма и пропагаторства». Но очень скоро агентам удалось выяснить, что в подполье у Нечаева есть многочисленные и могущественные противники, которые возглавляют самые важные организации революционного движения. И эти люди, с удивлением рассказывал Кирилов, заявили: дескать, бесчестная и безнравственная позиция революциониста несовместима с делом революции! Взамен ножа, кистеня, револьвера, которыми грозил всероссийскому начальству Нечаев, эти— самые опасные, по мнению шефа агентуры, — действовали иным оружием: книжками, листовками и беседами. Казалось бы, что особого? Ведь одни слова — пух, тьфу, ничего! А вот поди ж...

— Недооценили мы их сначала, — откровенно признавался Кирилов. — Почитали первые книжечки, видим — властей не признают, ерунда какая-то... Да не царскую власть, пойми, а вообще, любую власть не признают... Хотят, чтоб каждая деревня сама собой правила. Запиши, Клеточников, это анархизм. Запиши, говорю, забудешь! Заводы, говорят, надо отдать рабочим, землю — крестьянам, деньги вовсе отменить. Это социализм у них называется. Понял?