Читать «Секретарь тайной полиции» онлайн - страница 40

Дворник начал с признания: Соловьев был членом «Земли и воли», он пропагандировал идеи социализма среди крестьян. Внезапно Соловьев приехал из Саратовской губернии в Петербург, никому ничего не объясняя. Товарищи ждали откровенного признания, и он вскоре открыл Дворнику и Поэту свой новый замысел — замысел цареубийства.

— Но зачем это понадобилось? — не выдержал Клеточников. — Убьют одного царя — будет другой, может, еще хуже. Какой смысл в цареубийстве? Чего можно этим достигнуть?

Михайлов в задумчивости потер ладонью свою шелковистую бородку.

— Соловьев знал народ: исходил пешком не одну губернию. Он говорил нам так: народ пока верит в непобедимость царской власти, ибо все, кто поднимался на борьбу с нею, всегда терпели поражение. Разин, Пугачев, декабристы — где они? Так что против царя не попрешь! Поэтому Соловьев считал, что надо разрушить мистический страх масс перед высшим саном в государстве. План его был таков: сразу после убийства царя «Земля и воля» в обстановке всеобщей суматохи и растерянности организует нападения своих боевых групп на полицейские участки в разных городах; захваченное оружие быстро передается организованным тут же дружинам из сочувствующих рабочих, и тогда начнется восстание в губерниях. В этих условиях, по его мнению, крестьяне поддержали бы движение, и могла бы начаться революция.

Оба собеседника замолчали, обдумывая невероятный по дерзости, несбыточный, невозможный план Александра Соловьева — теперь смертника Петропавловской крепости.

— Что было дальше?

— Дальше! — криво усмехнулся Михайлов. — Видимо, эта идея носится в воздухе. Приехали с юга еще два кандидата в цареубийцы. Пришлось нам разнимать троих конкурентов. Срочно собрался совет партии.

Как рассказал Дворник, на совете впервые за всю историю «Земли и воли» возник открытый раскол. Рабочая секция потребовала прекратить всякие покушения, кроме, разумеется, устранения провокаторов и особо злобных жандармов. Неизбежные после казни царя полицейские облавы могли сорвать всякую работу в народе. «Если начнем стрелять — уже не кончим, а когда будем готовить массы к борьбе?» — справедливо замечали пропагандисты. Им возражали «дезорганизаторы» — так в партии звали террористов. Руководитель группы «дезорганизаторов» Квятковский заявил, что он лично, походив агитатором по России, отчаялся ждать революцию крестьян, что веры в близкое восстание больше ни в партии, ни в обществе нет. А раз так, почему бы в деле не попробовать план Соловьева? По-наполеоновски попробовать: «Сначала ввяжемся в сражение, а там посмотрим».

— Помните Родионыча, того, что убрал Рейнштейна? Человек решительный, а тут вдруг принял сторону пропагандистов, — продолжал Михайлов, — пригрозил, что сам выдаст цареубийцу полиции, если тот начнет действовать без приказа партии. Что тут сотворилось, боже мой! «Убьем тебя, как собаку!» — закричал ему Квятковский, с которым они вдвоем исколесили пол-империи. Хозяйка квартиры, бедная, металась, упрашивала их быть потише — у нее прислуга попалась ненадежная, дворник у прислуги в гостях пил чай на кухне... Куда там! Сцепились, как петухи! Я думал, перебьют друг друга. Вдруг — стук в дверь квартиры. Этот стук нас и выручил. Кто-то шепнул: «Полиция», — товарищи выхватили револьверы, кистени, стали плечом к плечу и снова — как одна семья. Споров как не бывало. Оказалось, ложная тревога, почтальон принес телеграмму хозяйке. Ну, тем временем горячие головы слегка охладились. И тогда совет принял такое решение: партия в деле Соловьева участия не примет, она по-прежнему отвергает террор, как метод, неспособный привести к победе. Но если среди ее членов найдутся желающие помочь ему на свой страх и риск, это им не возбраняется. Пусть помогают.