Читать «Чернее ночи» онлайн - страница 37

Евгений Анатольевич Коршунов

* * *

...Профессор выключил экран дисплея, аккуратно задернул его шторкой и только тогда взялся за трубку стоящего на столе черного, без наборного диска телефонного аппарата.

— Люди, которые у меня недавно были, еще здесь? — услышала секретарша его глухой голос. — Разыщите их и попросите, пожалуйста, зайти ко мне. Нет, не обоих, только мужчину. Кажется, его зовут Дэвид...

Положил трубку, откинулся на спинку кресла и, смежив коричневатые веки, погрузился в ожидание...

* * *

...Пятьдесят рублей — деньги небольшие.

Евно перевернул на сковородке бифштекс и принялся вслух считать: раз, два, три, четыре, пять... На счет «пять» он шумно дунул на пламя спиртовки, оно метнулось, сорвалось, словно пытаясь улететь, и превратилось в ничто, в пустоту. Он приподнял сковородку над дешевой фаянсовой тарелкой, заранее поставленной рядом со спиртовкой на столе, и жадно втянул жаркий запах полусырого мяса. Бифштекс был с кровью, Евно называл его «бифштексом по-женски»: пять секунд на раскаленной сковороде на одной стороне, пять — на другой.

Вывалил сочащийся кровью кусок мяса на тарелку, полосанул его ножом и, предвкушая удовольствие, заглянул в темно-красный разрез.

Ел он жадно, торопливо глотая непережеванные куски, словно боясь, что с кем-то придется вдруг поделиться. Но в квартире было пусто, Козин, как всегда, работал в библиотеке политехникума, увлеченный вершинами будущего, электротехникой.

Теперь, когда стали регулярно приходить деньги из Петербурга, можно было есть досыта. Но как было объяснить появление денег однокашникам, по-прежнему испытывающим унизительную нужду и перебивающимся случайными заработками. И потому ел свои любимые бифштексы он тайком, чтобы не вызвать ненужных расспросов...

Проглотив остатки мяса, он расположился за столом с приготовленными заранее письменными принадлежностями, вынул из стопки дешевой бумаги листок и лениво зевнул — теперь бы всласть поваляться на кровати, просто так, ни о чем не думая, в расслабляющей полудреме. Впрочем, можно было и думать — о чем-нибудь приятном, например, о деньгах, о больших деньгах, о красивой и модной одежде, о кутежах в роскошных отелях, о дорогих, неутомимых в любви женщинах. Или о власти, о всесильной, все подчиняющей власти, о том, что слово его будет законом и, подчиняясь его приказам, люди будут трепетать и благоговеть перед ним.

О, грезы, грезы! А пока...

Он вывел своим твердым, крупным почерком несколько строк на грубой, тормозящей перо бумаге и задумался, подбирая слова пожалостивей и послезливее.

Писал он в очередную еврейскую благотворительную организацию, прося вспомоществования для нищего, умирающего с голода студента-еврея из России. На таких письмах руку он успел набить сравнительно легко, дело было верное. Толстосумы-благотворители во вспомоществовании единоверцу не отказывали, да и как иначе? Вырвался парень из-за черты оседлости, терпит, светлая голова, отчаянную нужду, пытаясь выбиться в люди. Один, без родителей и родственников, в чужой стране. Вот и немецкого-то как следует не знает. Ошибка на ошибке, хотя явно видно, что просил кого-то прочесть и ошибки исправить.