Читать «Оттепель. Как это было?» онлайн - страница 5
Армен Сумбатович Гаспарян
Если вы начинаете какие-то преобразования, не контролируя их, то вы теряете управление. Тогда не вы будете управлять ситуацией, а ситуация будет вами управлять. И другие игроки. Так в конце концов и получилось.
Между прочим, перед революцией 1917 года ведь то же самое произошло. Потому что вечно мечтающая черт знает о чем интеллигенция царского периода…
Г. Саралидзе: О свободе, равенстве и братстве мечтала.
Д. Куликов: Да. Но спроси их, как это должно быть реализовано в России? Они же совершенно не могли договориться между собой. Что они имели в виду под всем этим? Выяснилось, что более-менее реалистичный проект существования страны оказался только у большевиков. Они на этом и выиграли. Большевики хотя бы смогли сформулировать, что хотят сделать, и привлечь других на свою сторону. Белые проиграли, потому что они сражались непонятно за что. Спроси белых: какой вы видите будущую Россию? Насколько я знаю, ни одна белая армия, ни одна белая группа не могли сформулировать, что они хотят в результате победы над красными. Кроме того, что красных нужно уничтожить.
А. Гаспарян: Больше того, они даже и не задумывались над этим, потому что армия вне политики, и слоган был такой: «Армия сначала возьмет Москву, потом возьмет под козырек». А потом народ как-нибудь сам решит, какой должен быть строй.
Д. Куликов: Кстати, как они возьмут под козырек? Кто это будет? Кому эта армия присягнет?
Г. Саралидзе: Мы отвлеклись от оттепели сейчас.
Д. Куликов: Так очень похожие ситуации. Мы должны как можно лучше разобраться в ситуациях, которые у нас воспроизводятся. Это, на мой взгляд, очень важно.
Г. Саралидзе: Я недаром заговорил о культурном значении оттепели. В политическом смысле по большому счету ничего, кроме борьбы за власть, не происходило. При этом оттепель породила очень серьезный пласт культуры. В литературе, кинематографе, документалистике и так далее. Причем произведения имели сильное воздействие на людей. Культурное воздействие талантливых произведений недооценивать нельзя. И мне кажется, что как раз тогда возник серьезный диссонанс между тем, что происходило в умах людей, и тем, что происходило собственно в политической жизни страны.
Д. Куликов: Совершенно точно. Я как раз об этом и говорю. Стало ли лучше на философских факультетах после смерти Сталина? Многие считают, что, наоборот, стало хуже. Потому что остался тот же догматизм, только почему-то теперь он стал называться свободой мышления. Сталин прямо говорил: у нас догматизм. Все понятно. А тут появилось этакое двоемыслие. Механизм тот же, а название поменяли. Ну и конечно, Хрущев воспроизвел личную власть. И волюнтаризм к этому прямо относится. В этом смысле ничего не поменялось. А то, что происходило в культуре, просто создавало пар, который не имел выхода.