Читать «Флакон счастья. Книга ароматов. Часть вторая. Парфюмерные истории» онлайн - страница 7

Накатывает ностальгия, я иду в детскую, которая совсем уж не детская. Открываю нижний ящик старого комода и начинаю перебирать фотографии, на которых белые кудри еще совсем короткие, а потом те, где вместо них лишь пушок. Альбом слегка пахнет сыростью, и вспоминаю, как нас в крохотной коммуналке два раза заливали соседи, в ящике за альбомом нахожу спиртовую настойку непонятно чего с пожелтевшей от времени этикеткой и детскую присыпку. Похоже, пора выкинуть эти странные сувениры. А потом вынимаю крохотный с пол руки розовый комбинезончик и начинаю реветь, уткнувшись в это богатство. Наревевшись, складываю все обратно в ящик, и присыпку, и непонятный флакон подсохшей настойки.

Сегодня солнечно, надо полить фиалки, хватаюсь я за чайничек с отколотым носиком, потом, задумавшись у окна, глажу пушистый лист одной из них. И извиняясь, срезаю маленький кусочек алоэ. Пора делать маску. Дочь, конечно, взрослая, но я-то все еще молодая.

Ноты: морковь, пастернак, спирт, перец, кориандр, земля, роза, лотос, ирис, старая фотобумага, лист фиалки, алоэ.

MariaLux Mogadess

Малиновое вино – первое, что нас объединило. Мы пили его в маленькой забегаловке, где кроме пива, чая и подозрительных пирожков ничего не было. Но мы оба знали Вадима. Вадим стоял за стойкой этого балагана и, если вы дружны, мог налить то, чего не было в меню, например, его собственное, крепленное, выдержанное малиновое вино. Он щедро посыпал граненые стаканы вина корицей и подавал их в подстаканниках, как в поезде. По этим подстаканникам мы и вычислили друг друга в толпе пьющих чай с пирожками. Гарик пересел ко мне и по-мужски протянул руку на пожатие.

– Сига, – представилась я, пожимая ему руку.

Никому никогда не представлялась прозвищем, а тут вырвалось.

– Гарик.

– Сига – это прозвище, – стушевалась я.

– Гарик тоже.

– Тогда на равных, – ответила я, с тех пор мы действительно были на равных.

Сначала мы уровняли друзей, перезнакомив всех, с удовольствием обнаружив, что Вадим не единственный наш общий знакомый. Потом чисто случайно переехали в одно общежитие, даже на один этаж. И столкнувшись утром на общей кухне, окончательно поняли, что мир рад нашему союзу.

И общая кухня с тех пор стала нашим совместным помещением отдыха, в которое порой забегали другие жильцы этажа, но лишь готовить еду, мы же здесь жили. Наплевав на бубнеж дотошных бабуль, мы вынесли из моей комнаты оранжевый диван, и поставили на кухню. Гарик пожертвовал журнальный немного обгорелый с боку стол и каждый вечер, а то и всю ночь, мы проводили на кухне. Когда пробежало очень холодное и явно вдвое сокращенное лето, мы стали варить глинтвейн. Отвели для этих целей самую лучшую мою кастрюлю, без ржавчины. Две эмалированные кружки с красными маками. Купили на рынке громадный пакет гвоздики у какой-то бабки, торговавшись за него целый час. И ежедневно вечером дождавшись одного из нас у входа в продуктовый магазин, каждый попеременно опаздывал, совершали странный, но очень значимый ритуал. Взяв самое дешевое вино в пакете, дойдя до кассы, мы поровну складывали деньги в ладонь кассирши. Не то, чтобы пакет вина разорил бы кого-то из нас, но эта тонкая нить равноправия, статуса друзей, а не пары, была для нас крайне важна. И именно она уберегла нас от расставания в конце лютой нескончаемой зимы, когда Гарик внезапно объявил, что женится. Белокурая Ольга появилась в наших жизнях внезапно, неся заразительный смех, запах овсяного печенья и чистые новые скатерти на наш кухонный обгорелый стол, которые регулярно воровали. Но Ольга не унывала и застилала стол новой, наспех простроченной, хранившей запах новой крахмальной ткани, скатертью. Так мы и жили, они и я. И конечно еще огромная толпа общих друзей, и еще большая бесконечная вереница знакомых. Но друзья были где-то там, на работе, вечеринках, мероприятиях, праздниках. А мы трое были на нашей кухне, за нашим столом, на скрипучем старом диване с кружками глинтвейна. Потом скатерть с нашего стола исчезла, а новая не появилась, как и Ольга, как и Гарик, целую неделю. Потом Гарик вернулся, а Ольга – нет. Он ничего не говорил, я не спрашивала. Только выкинул в ведро купленную мной вафельную скатерть, и я окончательно все поняла. Мы реже варили глинтвейн, обходясь крепким чаем и новым увлечением Гарика, фантастическими романами. Иногда покупали пакет кислого вина и в дань покидающей нас традиции пили его молча, кривясь, иногда вприкуску с сахаром или запивая сладким чаем.