Читать «История магии и экспериментальной науки. Римская империя» онлайн - страница 14

Вероятно, эти авторы в своих выводах зашли слишком далеко, но, по крайней мере, их труды — это реакция на прежнюю идеализацию классиков. Их взгляды может опровергнуть Фарнелл, который пишет, что «если наши знания о древней вавилонской магии возрастают, то нам не известно ничего определенного о практиках подобного рода у эллинов и соседних с ними народов в тот ранний период, о котором идет речь». И добавляет: «В то время, когда вавилонская магия громко заявляет о себе в великой религиозной литературе и высочайших храмовых ритуалах, греческая магия едва упоминается в старой литературе этой страны, не играет никакой роли в ее гимнах, а в величайших ритуалах находится еще в зачаточном состоянии. Вавилонская магия, по сути свой, демонична; что же касается догомеровской Греции, то у нас нет никаких свидетельств того, что греки того периода были озабочены влиянием демонов, или того, что демонология и экзорцизм были ведущими факторами в их сознании и практиках». Однако Фарнелл признает, что «древняя Эллада, как и более поздняя, хорошо понимала магическое и божественное влияние имени». А вера в силу имени, возникшая ранее веры в существование демонов, и является самым лучшим доказательством того, что магия появилась в том или ином обществе в глубокой древности, поскольку это означало, что человек верил в оперативное воздействие своих собственных слов, не нуждаясь в какой-либо духовной или божественной помощи.

Магия в греческой философии

Более того, в одном вопросе ученые, считающие, что в Греции тоже существовала магия, оказались правы. Они утверждают, что в драму магия проникла с помощью комедий Аристофана, они даже готовы согласиться, что она появилась одновременно с ними. Они утверждают, что классическая греческая религия берет свое происхождение в магии; они готовы поспорить, что и греческая философии никогда не была от нее свободна. «То, что Эмпедокл верил в свою магическую власть, — пишет Целлер, — доказывают его собственные произведения». Эмпедокл «утверждал, что он умеет излечивать болезни и возвращать людям молодость, вызывать ветра и усмирять их; насылать дожди и засуху и возвращать к жизни умерших». Если эпитеты, которыми характеризовали Зевса до эпохи Гомера, насыщены магией, то диалог Платона «Тимей» тоже насыщен оккультной наукой и астрологией; и, если Зевс у Фидия изображен как колдун, способный изменять погоду, мы не можем говорить, что причуды Тимея не более, чем плоды поэтического воображения Платона, или пытаться объявить Аристотеля ученым в современном понимании этого слова, искажая смысл его «Истории животных».