Читать «Записки ровесника» онлайн - страница 161

Такое «самопожертвование» — не что иное, как особый вид изуверства, возникающий, как и всякое изуверство, от духовной слепоты, от узости кругозора.

В семье моего тестя восклицания «я все отдал» невозможно было услышать, равно как и в доме моей матери; того, кто вздумал бы заявить нечто подобное, попросту высмеяли бы, причем профессор первый сказал бы что-нибудь ехидное.

Каждый ребенок делал в хозяйстве то посильное, что в данном возрасте делать мог, — подметали пол, выносили мусор, вытирали пыль, мыли посуду, бегали в лавочку, убирали на даче снег, пилили дрова, гуляли с собакой — да мало ли. Все дети ходили в обычный районный детский сад, потом в обычную школу. Все, за исключением младенцев и больных, ели то же, что и взрослые. И одевали детей примерно на том же уровне, что одевались сами. Вот в театры и на концерты их начинали водить немного раньше, чем это обычно принято.

Взрослые решительно ничем не жертвовали детям, они жили нормальной жизнью, а дети жили своей нормальной жизнью и были связаны со взрослыми, главным образом, духовным общением, — по возможности, на равных, — именно это вырабатывало у них с малолетства чувство ответственности.

Я не помню случая, чтобы кто-нибудь был вынужден проверять, как учатся дети, или, узнав о неприятной отметке, поднимал бы панику, мчался в школу…

Очевидно, дети ощущали уважительное к себе отношение: сами разумели, что учиться надо как следует — и учились в меру своих сил. Не исключено, правда, что достижения отца в научной и практической медицине рано пробуждали в них честолюбие.

В общении с детьми мой тесть избегал фамильярности и внешних проявлений нежности, но дочери, уходя из дому, обязательно забегали с ним проститься и советовались с ним в трудные минуты не менее откровенно, чем с матерью. Они понимали отца с полуслова, хотя, будучи постоянно завален работой, он почти не вмешивался в их повседневное воспитание.

Ни о какой «пропасти» между поколениями нельзя было подумать, проведя вечер в кругу этой семьи, прожив у нее в гостях неделю, две недели, месяц.

Отношение тестя ко мне — тоже представителю следующего поколения — можно назвать безукоризненным. С того самого дня, как я попросил у него руку Елены и честно рассказал о своей скоропалительной женитьбе на Евдокии Петровне, а он спросил только, всё ли там кончено, решительно ли, и, когда я подтвердил это, он не только не упрекнул меня, но никогда более этой больной темы не касался. С того самого дня между нами установились ровные, спокойные, дружелюбные отношения. Тесть был благожелателен ко мне, охотно проводил в моем обществе часть досуга, и хотя особенной интимности между нами не возникло, но ведь это нормально, в сущности. Жизнь есть жизнь. Среди огромного количества самых разнообразных дел и обязанностей, подчас и государственного порядка, частых поездок в столицу и за рубеж, ему конечно же было сложно взваливать на себя еще и заботу о каких-то оттенках моего душевного спокойствия.