Читать «Записки ровесника» онлайн - страница 158

Считая главным воспитательным средством личный пример и будучи предельно строг к себе, мой тесть проявлял терпимость к другим и тщательно избегал категорических суждений о чьем-нибудь поступке, тем более суждений заочных; нельзя же, не разобравшись толком, знать всех обстоятельств, при которых человек оступился (да и оступился ли? — вопрос).

Он не только не унижал своего подчиненного, он с каждым разговаривал так, словно видел в нем не слабого сотрудника, каким тот на самом деле был, а сильного — каким тот мог бы стать. Очень многие подтягивались при таком обращении до желаемого уровня сами по себе, без уговоров и взысканий. Ну, а «неисправимые» уходили со временем, и тоже сами, — в поисках более снисходительного начальника…

Он мгновенно замыкался от неделикатных попыток собеседника вывернуть самого себя наизнанку или от приглашения заглянуть в корзину с чужим грязным бельем, и замыкался вдвойне прочно, если ему пытались навязать не притчу, не анекдот, а сплетню, пусть даже достоверную в чем-то, «из первых рук», но сплетню — о живых, конкретных людях.

Меня пытались оклеветать в его глазах, скомпрометировать, поссорить нас; хладнокровно и твердо отводил он эти попытки. Евдокия Петровна после неудачных доносов в партком университета не сложила оружия: узнав, что я женился, она имела наглость обратиться к моему тестю за вспомоществованием, ибо алименты с моей аспирантской стипендии (она торжественно их высудила) ее не устраивали. Профессор недвусмысленно дал ей понять, что ни в какие отношения с ней вступать не намерен и шантажировать его ей не удастся. Мне же он сообщил о своем разговоре с этой женщиной наедине, мимоходом, и не удивился, кажется, заметив судорожное движение, каким я непроизвольно хотел то ли сбросить, то ли подправить на плече, то ли в очередной раз проклясть давивший меня крест.

Он с подчеркнутым уважением принимал у себя приятельницу Елены, родившую внебрачного ребенка — в те времена многие еще осуждали подобный шаг; ничто не изменилось, молодая женщина по-прежнему была желанной гостьей в его доме.

Его отличала высокая мера добросовестности, он не успокаивался, пока не убеждался в правильности осуществления своих замыслов и указаний, что вовсе не исключало доверия к помощникам. Во время блокады Ленинграда он был одним из руководителей медицинской службы фронта — его личное внимание к  к а ж д о м у  звену, простиравшееся вплоть до операционного стола медсанбата, дополнительно вернуло в строй немало бойцов…

И после его смерти продолжали приходить письма от его бывших пациентов, а кое-кто приезжал лично…