Читать «ЗНАК ВОПРОСА 1994 № 04» онлайн - страница 3

Станислав Николаевич Славин

Вот и попробуйте теперь понять, как выглядел противник Ильи Муромца! А тем более — изобразить его в точном соответствии с указаниями былины.

С XVII века получили хождение рукописные повести об Илье Муромце и Соловье-разбойнике. Их авторы и переписчики, естественно, адаптировали рассказ ко вкусам читающей публики, однако сохранили основные моменты сюжета, а также — во многом — и былинную фразеологию. Одну из редакций повести про Илью и Соловья вскоре растиражировали в лубочных изданиях, снабженных серией иллюстраций. И вот что характерно: во всех иллюстрациях нет ни малейших намеков на птичью природу Соловья-разбойника. Даже в той сцене, где, по словам сопроводительного текста, Соловей сидит в «гнезде, которое свито на двенадцати дубах», он показан обыкновенным человеком, высовывающимся из кроны близко стоящих друг к другу деревьев. Иначе говоря, «просто разбойником».

На лубочных же картинках, не имевших развернутого повествовательного текста, Соловей и вовсе предстает богатырем, воином на коне. Перед нами одна такая картинка (рис. 1). Надпись на ней раскрывает суть изображенного: «Бой сильных богатырей Ильи Муромца с Соловьем Разбойником. В поле съезжаются, храбростию своею похваляются». Былинное столкновение богатыря с чудовищем стало похоже здесь на рыцарский поединок. Оба всадника одеты по моде начала XVIII века, оба в париках. Специалисты уточняют, что на левом всаднике мундир петровского солдата, а на правом — костюм шведского воина. Пожалуй, по фасону одежды только и можно отличить Соловья-разбойника от русского богатыря…

Рис. 1. Попробуйте догадаться, кто здесь Соловей-разбойник?

Эта тенденция к полному очеловечиванию Соловья тем любопытнее, что вообще-то для народного изобразительного искусства показ разных чудищ, полулюдей-полуживотных, был делом привычным. На лубочных картинках, росписях бытовых предметов, тканевых рисунках той поры нам встречается и «птица Сирин» с женским ликом, и «коркодил» (именно «коркодил»), у которого на зверином туловище (ничуть, впрочем, не напоминающем крокодилье) голова бородатого мужика, и сказочный «Полкан-богатырь» — кентавр с мужским торсом на туловище коня. То есть мне кажется знаменательным, что народные художники, никогда не пасовавшие перед изображением «гибридных» существ, для Соловья-разбойника сделали исключение. Вероятно, они чувствовали, что Соловья трудно представить себе в виде, скажем, человека с крыльями или говорящей птицы. Он не «птицечеловек», а «то птица, то человек», и две половинки его натуры как-то противятся зримому совмещению. Неопределенности или переменчивости внешнего облика персонажа, терпимых в устном повествовании, в рисунке приходилось избегать. Выбор был сделан в пользу человеческой ипостаси Соловья, благо и в сюжете она выражена заметно ярче.